Сон наяву
огда Абул-Гассан побежал к матери и объяснил ей, как халиф сыграл с ним всю эту штуку для своего развлечения.
Затем он вернулся во дворец, где не только не сделался дерзким и надменным, но стал ещё более весёлым человеком, который каждый день развлекал халифа и придворных своими речами и шутками.
И однажды Сетт-Зобейда сказала супругу:
— Ты, верно, заметил, что Абул-Гассан и Сахарный Тростник обмениваются взглядами, в которых выражается любовь.
Что думаешь ты о браке между ними?
И халиф ответил:
— Не вижу препятствий.
И он немедленно позвал кади и свидетелей, которые написали брачный договор.
По этому случаю во дворце даны были большие празднества, по окончании которых супруги могли наслаждаться счастьем в полном спокойствии.
И проводили они жизнь, тратя деньги без счёта, и вскоре истратили на пиры и развлечения всё, что имели.
А халиф, занимаясь государственными делами, забыл назначить Гассану сроки для получения им содержания.
Поэтому супруги проснулись однажды и увидели, что им нечем платить отпускавшим им в долг поставщикам.
И из скромности не решились они идти просить халифа или Сетт-Зобейду.
Тогда они опустили головы и принялись раздумывать о своём положении, но Абул-Гассан сказал:
— Без сомнения, мы были очень расточительны!
Но я уверен, что ты не откажешься помочь мне при этих обстоятельствах.
Знай же, что нам остаётся только одно средство выпутаться из затруднения!
Это смерть.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот десятая ночь, она продолжила:
ри этих словах испуганная Сахарный Тростник воскликнула:
— Клянусь Аллахом, я не хочу умирать!
Это средство ты можешь употребить для себя одного!
А Гассан ответил:
— Если бы вместо быстрого ответа ты спросила бы у меня разъяснения, то обрадовалась бы этой смерти!
Ведь нам предстоит умереть мнимою смертью!
Тогда Сахарный Тростник рассмеялась и спросила:
— А как же это сделать?
А он ответил:
— Как только я притворюсь мёртвым, ты завернёшь меня в саван, и начнёшь издавать пронзительные крики, и раздирать на себе одежду !
Когда ты приведёшь себя в полный беспорядок, иди к своей госпоже Сетт-Зобейде и расскажи ей о моей смерти; и ты увидишь, как войдёт золото к нам в дом!
На это Сахарный Тростник ответила:
— На такую смерть можно согласиться!
Я помогу тебе!
А каким образом я должна умереть?
А он ответил:
— Начни с того, что я тебе сказал теперь.
А затем нам поможет Аллах!
И он растянулся посредине комнаты, притворившись умершим.
Тогда Сахарный Тростник исполнила всё, что приказал Абул-Гассан, и с лицом, жёлтым как шафран, и с распущенными волосами, она отправилась к Сетт-Зобейде и так застонала, что могла растрогать каменную скалу.
И та не усомнилась, что смерть похитила мужа у её любимицы.
И после выражений соболезнования, она позвала свою казначею и сказала ей:
— Возьми из моих денег десять тысяч золотых динариев и принеси их этой убитой горем женщине, чтобы она могла похоронить своего мужа.
И казначея велела нагрузить мешок с золотом на плечи одного из евнухов, который отнёс его в покои Абул-Гассана.
И убитая горем Сахарный Тростник поцеловала руку у своей госпожи и возвратилась в свои покои.
Тогда Абул-Гассан освободился от савана и сказал своей супруге:
— Теперь твоя очередь умирать, а моя - добывать второй мешок.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот одиннадцатая ночь, она сказала:
он закутал жену в саван и велел ей не подавать признаков жизни.
После этого он, раздирая одежды и дёргая себя за бороду, вбежал к халифу и закричал:
— О бедная Сахарный Тростник!
Что станется со мною без тебя?
И халиф понял, что Гассан пришёл известить о смерти жены своей, и он был чрезвычайно огорчён и не мог удержаться от горючих слёз.
Потом ему пришла та же мысль, как и Сетт-Зобейде; он позвал казначея и сказал ему:
— Выдай десять тысяч динариев Абул-Гассану на погребение умершей супруги его!
И казначей поспешил исполнить приказание.
А Гассан принял ещё более убитый вид, поцеловал руку у халифа и, рыдая, удалился.
Когда он пришёл в комнату, где ждала его закутанная в саван Сахарный Тростник, он воскликнул:
— Смотри!
Вот мой мешок!
И он притащил мешок с золотом на середину комнаты, и, освободив Сахарный Тростник от савана, сказал ей:
— Но это ещё не всё!
Теперь надо сделать так, чтобы халиф и Сетт-Зобейда не разгневались на нас, когда узнают о нашей плутне.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот двенадцатая ночь, она сказала:
алиф же отправился к Сетт-Зобейде, чтобы выразить ей своё соболезнование по поводу смерти её любимой невольницы.
Услыхав слова утешения, она чрезвычайно удивилась и воскликнула:
— Скорее мне нужно выражать тебе соболезнование!
Желаю, чтобы ты на многие годы пережил товарища своего Абул-Гассана!
Тогда халиф, обернувшись к Масруру, сказал:
— Клянусь Аллахом!
Что думаешь ты об этих словах своей госпожи?
Я прихожу утешать её, а она пытается огорчить меня, объявляя заведомо ложное известие.
Поговори с ней!
И Масрур сказал Сетт-Зобейде:
— О госпожа моя, Абул-Гассан жив, он горько оплакивал смерть жены своей, которая умерла ночью от несварения в желудке!
В ответ же она воскликнула:
— Я знаю, что говорю; и моя казначея скажет тебе, во что обошлись мне похороны Абул-Гассана!
Тогда халиф вскричал:
— Не лишилась ли ты рассудка?
Говорю тебе, что умерла Сахарный Тростник!
И он сказал Масруру:
— Поспеши в покои Абул-Гассана, чтобы узнать, хотя я и так знаю, кто из двух супругов скончался!
Затем он сказал Сетт-Зобейде:
— Я хочу побиться об заклад, что я прав!
И она ответила:
— Согласна!
Если проиграю, я отдам тебе мой павильон с картинами!
Халиф же сказал на это:
— А я, со своей стороны, предлагаю мой увеселительный дворец.
Он во многом превосходит и ценностью, и красотой твою картинную галерею!
А Сетт-Зобейда обиделась и сказала:
— Освятим-ка лучше наш заклад.
И халиф согласился, и они прочли вместе первую главу Святой книги, чтобы скрепить свой заклад.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот тринадцатая ночь, она сказала:
|