Сон наяву
дитя моё, сердце моё возрадовалось, как будто я во второй раз произвела тебя на свет!
Благословен Аллах во веки веков!
Ты ни в чём не виноват, ведь всё злое, случившееся с нами, произошло от иностранного купца, которого ты пригласил в ту ночь есть и пить с тобою и который ушёл от нас утром, не заперев за собою двери.
А ты знаешь, что каждый раз, как дверь остаётся отворённой до восхода солнца, Шайтан входит в дом и вселяется в его обитателей!
И Абул-Гассан ответил:
— Ты права!
Это дело Шайтана!
Тогда мать Абул-Гассана пошла за привратником, и тот, убедившись, что сын её пришёл в себя, вывел его из клетки и освободил от цепей.
И, едва держась на ногах, Гассан добрёл домой и пролежал там несколько дней, пока не зажили его раны от полученных ударов.
Тогда он решил вести прежнюю жизнь и пошёл на мост ждать нового чужеземного гостя.
А именно в этот день Гарун-аль-Рашид снова переоделся купцом и тайно вышел из своего дворца в поисках какого-нибудь приключения.
И халиф, узнавший через своих соглядатаев о том, что пришлось испытать Абул-Гассану в доме умалишённых, решил вознаградить его за всё им претерпленное и отблагодарить за удовольствие, испытанное в его обществе.
Поэтому он пришёл на мост, подошёл к Гассану и сказал ему:
— Селам тебе, друг мой!
Душа моя желает обнять тебя!
В ответ же Гассан воскликнул негодующим тоном - Ступай своей дорогой, о зловещее лицо, причина всех моих бед!
Ступай прочь и покажи мне ширину своей спины!
Но халиф обнял Гассана и сказал ему:
— Ах, друг мой!
Если правда, что моё присутствие было причиной несчастья для тебя, я готов загладить невольно причинённый тебе ущерб.
Расскажи мне, что пришлось тебе испытать, чтобы я мог помочь твоему горю.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот шестая ночь, она сказала:
огда Абул-Гассан, покорённый ласковым обращением, рассказал обо всём, что видел в действительности и что сделал внушением Шайтана, а также о тех мучениях, которые вытерпел в доме умалишённых, и о скандале, произведённом всем этим делом в квартале, и о дурной славе, упрочившейся за ним среди соседей!
И он засучил рукава, обнажил плечи и спину и показал халифу рубцы от ударов.
Тогда халиф почувствовал сострадание к несчастному Абул-Гассану, и он сказал ему:
— Именем Аллаха, брат мой, приведи меня ещё раз на ночь в дом свой, и Аллах вознаградит тебя сторицей!
В ответ же Гассан сказал:
— Я уступаю твоим настояниям, хотя и весьма неохотно.
Взамен я прошу только, чтобы ты не забыл запереть за собою дверь, когда будешь уходить утром!
И халиф клятвенно обещал это.
Когда они вошли в дом, невольник подал им ужин и напитки.
И вскоре мозги их оживились под влиянием винных паров.
Тогда халиф ловко навёл разговор на любовные темы и спросил своего хозяина, приходилось ли ему влюбляться.
И Абул-Гассан ответил:
— Я умею оценить достоинства женщины, в особенности если она похожа на одну из тех девушек, которую показал мне Шайтан в одном из фантастических снов.
Если бы я встретил такую девушку, я женился бы на ней!
Но такого рода женщины встречаются лишь у эмира правоверных или разве только у великого визиря Джафара!
Сказав это, Гассан залпом осушил кубок, который налил и подал ему халиф, и сейчас же свалился на ковёр.
Ведь халиф и на этот раз подмешал к вину немного критского сонного порошка.
И тотчас же, по знаку своего господина, невольник взвалил к себе на спину Абул-Гассана и вышел из дома, а халиф на этот раз не забыл тщательно притворить за собою дверь.
И пришли они во дворец и пробрались во внутренние покои через потайную дверь.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот седьмая ночь, она сказала:
огда халиф велел положить Абул-Гассана на свою кровать, как и в первый раз, и велел переодеть его так же, как и тогда.
И отдал он такие же, как и в прошедший раз, разнообразные приказания, и утром спрятался за занавес.
И когда Абул-Гассан открыл глаза, он увидел себя окружённым двадцатью восемью девушками, которых он видел тогда в различных залах по семи в каждой; и в один миг узнал он их так же, как и комнату, обивку стен и убранство.
Широко открыв глаза, сел он на постели и несколько раз провёл рукою по лицу, чтобы убедиться, что не спит, и воскликнул:
— Горе тебе, Абул-Гассан!
Теперь это сонное видение, а завтра - воловьи жилы, цепи, больница для сумасшедших и железная клетка!
О гнусный купец!
Ты, наверное, опять забыл запереть дверь и впустил Шайтана, а с ним и наваждение в мой дом.
Потом он зажмурился, затем снова открыл глаза и воскликнул:
— О бедный Абул-Гассан!
Всего лучше для тебя было бы заснуть и проснуться лишь тогда, когда Злой Дух выйдет из твоего тела!
При этом он закрылся одеялом с головою и, чтобы уверить себя, что спит, принялся храпеть, как верблюд.
И видя, и слыша это из-за занавеса, халиф едва не задохнулся от смеха.
Абул-Гассану же не удалось уснуть, потому что Сахарный Тростник, следуя полученным инструкциям, села на краю кровати и милым своим голоском сказала:
— О эмир правоверных, предупреждаю твоё высочество, что настал час утренней молитвы!
Но Абул-Гассан закричал глухим голосом из-под одеяла:
— Да смутится лукавый!
Прочь от меня, Шайтан!
Но нисколько не смутившись, Сахарный Тростник продолжала:
— Эмиру правоверных, без сомнения, приснился дурной сон!
Не Шайтан говорит с тобою, а я, маленькая Сахарный тростник, о эмир правоверных.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот восьмая ночь, она сказала:
ри этих словах Абул-Гассан отбросил одеяло и увидел, что на краю постели сидит его любимица, Сахарный Тростник, а перед ним стоят и другие девушки.
Увидав их всех, он протёр глаза так, что едва не вдавил их себе в череп и воскликнул:
— Кто вы?
И кто я?
И все хором отвечали:
— Слава господину нашему, халифу Гаруну-аль-Рашиду, эмиру правоверных, царю мира!
Абул-Гассан же сказал себе: «Сейчас увижу, сплю я или нет».
И он сказал Сахарному Тростнику:
— Подойди сюда, милая, и укуси меня за ухо!
И та впилась своими зубками в его мочку так жестоко, что он завыл ужаснейшим образом и воскликнул:
— Да, разумеется, я эмир правоверных, сам Гарун-аль-Рашид!
И он отбросил одеяло, спрыгнул с кровати, сорвал с себя одежду и принялся отплясывать среди всеобщего смеха и шума.
И стоявший за занавесом халиф уже не в силах был сдерживать смех и, раздвинув занавес, закричал:
— О Абул-Гассан!
Ты, верно, поклялся уморить меня от смеха!
И остолбеневший вместе с другими Абул-Гассан остановился, увидел халифа, и тотчас узнал в нём купца из Моссула.
Тогда, с быстротой сверкнувшей молнии он разгадал шутку.
Но, не растерявшись, Абул-Гассан подошёл к халифу и громко на него закричал:
— А, так вот где ты, купец!
Погоди, я покажу тебе, как оставлять незапертыми двери в домах честных людей!
Халиф же засмеялся во всё горло и ответил:
— Клянусь, брат мой, я вознагражу тебя за все причинённые тебе неприятности!
Говори, и всё, что ни попросишь, будет исполнено!
И Абул-Гассан поцеловал землю между рук халифа, и, подумав, ответил:
— Я хочу попросить позволить мне всю жизнь мою прожить под сенью халифа!
И чрезвычайно тронутый бескорыстием Абул-Гассана, халиф сказал:
— С этой минуты выбираю тебя своим товарищем и братом и разрешаю тебе свободный вход и выход во дворец во всякий час дня и ночи, не спрашивая аудиенции и пропуска.
И халиф назначил Абул-Гассану роскошное помещение во дворце и в виде первого жалованья выдал ему десять тысяч золотых динариев.
И обещал ему, что сам будет заботиться о том, чтобы он ни в чём не нуждался.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот девятая ночь, она сказала:
|