Рассказ о проделках Далилы-Пройдохи и дочери её Зейнаб-Плутовки с Ахмадом-Коростой, Гассаном-Чумой и Али-Живое-Серебро
ли имел терпение не выходить из дома целых три дня.
На четвёртый день он уже не мот оставаться на месте и сказал себе:
«Пойду просто подышать немного воздухом и успокою своё сердце».
И он стал бродить по улицам Багдада, заходя то к пирожнику, то в съестную лавку.
И вдруг увидел он сорок негров, одетых в красный шёлк и вооружённых большими стальными ножами.
За ними в золотой каске, украшенной наверху серебряным голубем, сидела на роскошно убранном муле начальница голубиной почты, Далила-Пройдоха.
Проезжая мимо Али-Живое-Серебро, которого она не знала, она отметила сходство в выражении его глаз с её врагом Ахмадом-Коростой.
Поэтому, вернувшись во флигель хана, она позвала дочь свою Зейнаб и сказала ей:
— Я только что встретила на базаре молодого человека, и взгляд его удивительно напоминает нашего врага, Ахмада-Коросту!
И я опасаюсь, что этот никому не известный чужестранец приехал в Багдад, чтобы сыграть с нами какую-нибудь скверную штуку!
Вот почему я хочу посоветоваться со своим волшебным столиком.
И она встряхнула песок по кабалистическому способу, потом составила сочетание алгебраических и алхимических знаков и сказала:
— О дочь моя, этого человека зовут Али-Живое-Серебро.
Ахмад-Короста призвал его в Багдад, чтобы отомстить за то, что ты, напоив его пьяным, отобрала одежды у него и у его сорока служителей!
Тогда Зейнаб подвела глаза чёрной краской, насурмила брови и стала прохаживаться по базарам, покачивая бёдрами, играя глазами, бросая смертоносные для сердец взгляды, расточая одним улыбки, а другим - молчаливые посулы и удары насмерть ресницами.
И так зажигала она внутренности у всех, пока не встретила Али.
Тогда она как бы нечаянно толкнула его плечом, притворилась обиженной, что толкнули её, и сказала ему:
— Да здравствуют слепцы, о зрячий!
Али же посмотрел на красавицу, взгляд которой насквозь пронзил его, и сказал:
— О как ты хороша, юница, кому же принадлежишь ты?
Она же ответила:
— Каждому похожему на тебя прекрасному существу!
И он спросил:
— Так у тебя или у меня?
И она ответила:
— Лучше у меня.
Я замужем за купцом, и муж мой уехал на целую неделю.
Я же захотела повеселиться и приказала своей служанке приготовить вкусные блюда.
Но так как они могут доставить удовольствие только в обществе друзей, я вышла поискать красивого и воспитанного человека, чтобы провести с ним ночь!
И когда я увидела тебя, любовь вошла ко мне в сердце.
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила четыреста двадцать седьмая ночь, она сказала:
ли же ответил:
— Когда приглашают, нельзя отказывать!
И она пошла впереди, а он следовал за нею на некотором расстоянии и думал:
«Кто знает, может так случиться, что её муж нападёт на тебя во время сна и жестоко отомстит».
Тем временем пришли они к большому дому, двери которого были заперты большим деревянным замком.
Тут молодая женщина воскликнула:
— Я потеряла ключ!
Но тебе стоит лишь притронуться к замку, и дверь отворится!
И Живое-Серебро положил руку на замок, а Зейнаб пробормотала имена матери Моисея, и замок тотчас же отомкнулся.
Они вошли в залу, затянутую красивыми коврами.
И она села рядом с ним, ела, пила и веселилась, не позволяя, однако, никаких вольностей.
Каждый раз, как он наклонялся, чтобы поцеловать её, она прикладывала руку к щеке, и молодому человеку приходилось целовать только руку.
А на все его просьбы она отвечала:
— Полное наслаждение возможно только ночью!
Покончив с трапезою, они вышли во двор к колодцу, чтобы вымыть руки.
И тут Зейнаб предалась крайнему отчаянию и вскликнула:
— Моё кольцо с рубинами соскользнуло с пальца и упало в колодец, а муж купил мне его только вчера за пятьсот динариев!
И Живое-Серебро ответил:
— Я спущусь в колодец и найду в воде твоё кольцо!
И он сбросил с себя платье, ухватился за верёвку из пальмового волокна и вместе с ведром спустился в глубину колодца.
Добравшись до воды, он выпустил верёвку и нырнул за кольцом, а чёрная и холодная в темноте вода доходила ему до плеч.
В ту же минуту Зейнаб-Плутовка проворно вытащила ведро и крикнула:
— Можешь теперь звать на помощь друга своего Ахмада-Коросту!
И она поспешила уйти, захватив вещи Живого-Серебра, и вернулась к матери.
А дом, в который Зейнаб заманила Живое-Серебро, принадлежал одному из эмиров Дивана, отлучившегося по делам.
Вернувшись домой и желая приступить к омовениям, он сказал конюху:
— Возьми кувшин и принеси воды из колодца!
И конюх пошёл туда, спустил ведро, и, когда, по его мнению, оно должно было уже наполниться, хотел вытянуть его, но ведро показалось ему необыкновенно тяжёлым.
Тогда он заглянул в колодец и увидел, что на ведре сидит кто-то чёрный, показавшийся ему эфритом.
Увидев это, он бросил верёвку, и без памяти побежал и закричал:
— В колодце поселился эфрит!
Он сидит на ведре!
Тогда эмир спросил:
— А каков он из себя?
— Ужасный и чёрный!
И хрюкает как свинья!
Эмир же сказал ему:
— Приведи скорее учёных чтецов, чтобы они читали Коран над этим эфритом в виде заклинаний.
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и по обыкновению умолкла...
А когда наступила четыреста двадцать восьмая ночь, она сказала:
конюх побежал за учёными чтецами Корана.
Они обступили колодец и начали читать заклинающие стихи, между тем как хозяин и конюх налегли на верёвку и тащили ведро.
И все остолбенели, когда увидели, как тот эфрит выскочил из ведра, стал на обе ноги и закричал:
— Аллах Акбар!
Но эмир, быстро разобравший, что это был не эфрит, а обыкновенный человек, сказал ему:
— Не вор ли ты?
Али же ответил:
— Клянусь Аллахом, я бедный рыбак; вихрь подхватил меня и бросил в воду, а нижнее течение притащило меня в этот колодец, где меня благодаря тебе ждало спасение!
Эмир же не усомнился в справедливости этого рассказа.
Он дал Али старый плащ для прикрытия наготы и отпустил, выражая сожаление, что ему пришлось так долго сидеть в холодной колодезной воде.
Когда же Живое-Серебро пришёл к Ахмаду-Коросте и рассказал о своём приключении, его осыпали насмешками.
Больше всех смеялся Гассан-Чума, который сказал:
— Та, которую ты считал замужнею, - девственница, и зовут её Зейнаб.
Она дочь Далилы-Пройдохи, нашей начальницы голубиной почты!
Она и её мать могли бы обернуть весь Багдад вокруг своего пальчика!
Но скажи, что же думаешь ты делать теперь?
И Али ответил:
— Жениться на ней!
Ибо я без памяти люблю её!
О Гассан, помоги мне!
Тогда Чума сказал:
— Начни же с того, что разденься донага!
И Живое-Серебро сбросил плащ, а Гассан взял горшок со смолой, вымазал ей тело и лицо Живого-Серебра, в довершение выкрасив ему губы красной краской, и сказал:
— Теперь ты превратился в настоящего негра.
Знай, что повар Далилы тоже негр, как и ты!
Постарайся встретиться с ним и скажи:
— Давно, брат мой, не пили мы бузы, нашего родного крепкого напитка.
Попируем же сегодня!
И когда он пригласит тебя к себе на кухню, ты напоишь и расспросишь, какие блюда готовит он для Далилы, и какую пищу получают сорок негров, и где хранятся ключи от кухни, и где находится кладовая с провизией - одним словом обо всём.
Пьяный он скажет тебе всё !
Когда же ты вытянешь из него эти сведения, то усыпишь его банжем, переоденешься в его платье и настряпаешь кушанья так, как тебе было указано, подмешаешь банж и так усыпишь всех.
Тогда ты снимешь с них все платья и вещи и принесёшь мне.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила четыреста двадцать девятая ночь, она сказала:
о если ты желаешь, чтобы Зейнаб сделалась твоей супругой, то должен также завладеть и сорока почтовыми голубями халифа, посадить их в клетку и принести мне.
Выслушав всё это, Али-Живое-Серебро приложил руку ко лбу, сделал как велено и узнал от повара, что тот должен готовить для Далилы и Зейнаб чечевицу, рубленое баранье мясо в кастрюле под соусом, рис с мёдом и шафраном и блюдо с гранатом и очищенным миндалём.
А неграм он даёт варёные на воде и приправленные маслом и луком бобы.
Узнав это, Али усыпил банжем повара, купил на базаре нужную провизию, подмешал в неё банж и приготовил всё так, что никто не заметил перемены в столе.
Затем он отобрал у старухи парадное одеяние и каску, потом снял с Зейнаб всю одежду и нашёл, что она дивно хороша.
Потом он раздел негров, посадил всех голубей в клетку и вернулся в дом Ахмада-Коросты.
Когда же Далила-Пройдоха очнулась от сна, она побежала на голубятню, в которой не оказалось ни одного голубя.
Затем она бросилась в комнату Зейнаб и нашла её спящею и нагою.
На шее её висела на нитке бумага, и она прочитала на ней следующее:
«Всё это сделал я, Али-Живое-Серебро из Каира, доблестный, отважный, хитрый и ловкий».
Прочитав это, Далила направилась к дому Ахмада-Коросты и постучалась в его двери.
А как раз в это время Гассан-Чума, Ахмад-Короста и другие закусывали жареными голубями, редиской и огурцами.
И они сказали вошедшей Далиле:
— О мать наша, покушай с нами голубей!
При этих словах у Далилы потемнело в глазах, и она воскликнула:
— Не стыдно ли вам жарить голубей, которых халиф предпочитал даже собственным детям!
Но понюхав голубиное крылышко, она воскликнула:
— Клянусь Аллахом, мои голуби ещё живы!
Это не их мясо!
Я кормила их зерном, примешивая к нему мускус, и узнала бы их мясо по вкусу и запаху!
При этих словах Гассан-Чума сказал:
— О мать наша, твои голуби живы!
Я согласен возвратить их тебе, но только под одним условием!
Далила же сказала...
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила четыреста тридцатая ночь, она сказала:
|