История царя Омара-аль-Немана и двух его удивительных сыновей, Шаркана и Даул-Макана
ответили они:
— Твоя мысль превосходна, о визирь нашего отца!
Тогда, чтобы отпраздновать такое счастливое событие, царь Румзан вернулся в город и велел отворить ворота мусульманскому войску.
Потом он велел глашатаям кричать, что отныне ислам будет верой жителей, но христиане могут оставаться при своём заблуждении.
Впрочем, никто не пожелал оставаться неверным, и в тот день исповедание веры было произнесено тысячами тысяч новых правоверных!
Да будет навеки прославлен Тот, Кто послал Пророка своего для того, чтобы он был символом мира среди всех людей Востока и Запада!
По этому случаю оба царя задавали большие празднества и царствовали поочередно каждый в свой день.
И тогда же задумали они отомстить Зат-ад-Давахи.
С этою целью царь Румзан отправил к Зат-ад-Давахи, ничего не знавшей о новом порядке вещей и полагавшей, что царь Кайссарии христианин, гонца со следующим письмом: «Славной и почтенной госпоже Зат-ад-Давахи, глазу бдящему над христианским государством, благоухающей добродетелями и мудростью, столпу церкви Христа среди Константинии от властителя Кайссарии царя Румзана из рода Гардобия Великого.
Извещаем тебя, мать наша, что Царь земли и неба даровал нам победу над мусульманами, и мы взяли в плен их царя и визиря Дандана.
Поэтому мы ждём твоего прибытия, чтобы вместе отпраздновать победу и на глазах у тебя отрубить головы им и всем мусульманским военачальникам.
Ты можешь прибыть в Кайссарию без многочисленного конвоя, так как отныне все дороги и все области умиротворены от Ирана до Судана и от Моссула и Дамаска до крайних пределов Востока и Запада.
Не забудь привезти с собою царицу Сафию, мать Нозхату, для свидания с дочерью, которая пользуется всеми доступными женщине почестями в нашем дворце.
И да хранит тебя Христос, сын Мариам».
Потом Румзан запечатал письмо своею царскою печатью и отдал гонцу, который немедленно поскакал в Константинию.
До прибытия зловещей старухи, когда оба царя беседовали о предназначавшейся ей участи, доложили им, что на дворе стоит старый купец, на которого напали разбойники, и что тут же находятся и разбойники, закованные в цени.
И купец говорил, что у него два письма, которые он должен вручить царям.
И оба царя сказали:
— Велите ему войти.
И спросили они у вошедшего старика, лицо которого носило отпечаток благости:
— Что случилось с тобою, уважаемый купец?
И он ответил:
— О господа мои, при мне два письма, и они освобождают от пошлин мои товары.
А одно из них сверх того служит мне утешением во время путешествий, потому что оно написано такими дивными стихами, что я предпочел бы лишиться жизни, чем расстаться с ним!
Тогда оба царя сказали ему:
— О купец, ты мог бы, по крайней мере, показать нам это письмо!
И купец подал оба письма царям, а они передали их стоявшей рядом Нозхату.
Но не успела она взглянуть на письма, как издала крик, пожелтела как шафран и упала в обморок.
Когда же она пришла в себя, то взяла руку купца и поцеловала её.
И все присутствовавшие остолбенели при виде поступка, столь противного всем обычаям царей и мусульман.
А Нозхату сказала купцу:
— Неужели ты не узнаешь меня, отец мой?
Или я уже так постарела с той поры?
При этих словах старый купец воскликнул:
— Я узнаю голос!
А царица сказала:
— О отец мой, я та, которая написала тебе это письмо в стихах, я Нозхату!
При этом старый купец лишился чувств.
И тогда как визирь Дандан опрыскивал его лицо, Нозхату обратилась к брату своему Румзану и племяннику Канмакану и сказала им:
— Этот добрый купец спас меня, когда я была невольницей грубого бедуина, похитившего меня на улице Святого города!
Узнав об этом, оба царя обняли купца, а он поцеловал руки у царицы Нозхату, и все благодарили Аллаха, всех их соединившего.
После оба царя назначили старого купца шейхом всех базаров в Кайссарии и Багдаде и дали ему свободный пропуск во дворец и днём и ночью.
Потом они спросили:
— Как же подвергся нападению твой караван?
И он ответил:
— Разбойники, арабы самого плохого разбора, внезапно напали на меня в пустыне.
Их было более ста человек!
А начальников у них было трое: один страшного вида негр, другой - ужасный курд, а третий - необыкновенно сильный бедуин!
Они привязали меня к верблюду и тащили за собою, пока сами не подверглись нападению воинов, взявших их в плен.
Услышав это, цари сказали одному из придворных:
— Введи сюда прежде всего негра!
И негр вошёл.
И был он безобразнее обезьяны, и глаза у него были злее тигровых глаз.
А в это время вошла Марджана, и глаза её случайно встретились с глазами негра, и тотчас же ужасающий крик вырвался из груди её.
Как львица бросилась она на негра, впилась пальцами в его глаза, так как узнала в нём негра, убившего царицу Абризу.
И царь Румзан тот час же схватил меч и отрубил негру голову.
И после этого велели позвать бедуина.
И едва он вошёл, как Нозхату вскочила с места, и свет в глазах её стал мраком, потому что она узнала в нём человека, который обманом захватил её в Иерусалиме и продал, как рабыню.
И царь Канмакан схватил меч и снёс бедуину голову.
И после этого ввели курда...
В это время Шахразада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила сто сорок пятая ночь, она сказала:
после этого ввели курда.
И он рассказал, что в прошлом был погонщиком верблюдов, и оказалось, что это был тот самый погонщик, которого наняли, чтобы свезти Даул-Макана в больницу Дамаска, а он бросил его.
И если бы не доброта истопника, то Даул-Макан погиб бы, брошенный на улице.
И поняв это, Канмакан схватил меч, скинул голову погонщику и воскликнул:
— Слава Аллаху, я отомстил этому обманщику за то, что он сделал с моим отцом!
И тогда цари сказали друг другу:
— Теперь нам осталось отомстить только старухе Зат-ад-Давахи!
А старуха, получив письмо царя Румзана, обрадовалась, и в тот же час собралась в путь вместе со своими людьми и с матерью Нозхату; и они ехали, пока не достигли Багдада.
И узнав о скором их прибытии, Румзан сказал:
— Наше дело требует, чтобы мы встретили старуху в одеждах христиан.
И все надели платья, которые носили христиане Кайссарии.
И они вышли навстречу старухе с тысячей всадников, и Румзан сошёл с коня и поспешил к ней, а старуха узнала его и, спешившись, обняла за шею.
Но Румзан так сдавил ей рукой ребра, что чуть не сломал их, и старуха спросила его:
— Что это такое, о дитя моё?
Но она ещё не закончила этих слов, как вышли к ним Канмакан и визирь Дандан, и витязи закричали на бывших с нею невольниц и слуг и забрали всех в Багдад.
И город украшали три дня, а потом вывели старуху Зат-ад-Давахи, на голове которой был красный колпак из листьев, окаймлённый ослиным навозом, и глашатай кричал:
— Вот воздаяние тому, кто посягает на царей, сыновей царей и царских детей!
А затем её распяли на воротах Багдада, и, когда её люди увидели, что с ней случилось, они все приняли ислам.
Вот и конец того, что до нас дошло о превратностях времени, постигших царя Омара, его сыновей Шаркана и Даул-Макана и, сына его сына Канмакана, и дочь его Нозхату, и её дочь Кудая-Фаркан.
|