История царя Омара-аль-Немана и двух его удивительных сыновей, Шаркана и Даул-Макана
вышли они из гамама ещё более прекрасными; и старик мысленно сравнил их с двумя стройными молодыми оленями.
И заметил он, как порозовели их щёки, и как потемнели глаза, и как посветлели лица, похожие на две молочно-белые луны.
И он подошёл к ним и сказал:
— Надеюсь, вам было хорошо в бане!
Пусть Аллах никогда не лишает вас этого удовольствия!
И Диадем ответил с чарующею приветливостью:
— Мы хотели бы разделить с тобою это удовольствие!
И оба из уважения к его летам пошли по направлению к своей лавке, расчищая ему дорогу.
И в то время, как они шли впереди, старый шейх замечал, как грациозна их походка.
И не в силах сдержать своё волнение, с блистающими глазами, задыхаясь и сопя, он продекламировал следующие двусмысленные строфы:
Что удивляться, селимы, любуясь
На формы те, что сердце нам чаруют,
В них замечаем трепет ? Сферы неба
В своём вращенье ведь трепещут вечно,
И все шары трепещут при движеньи.
Слушая эти стихи, юноши далеки были от понимания их смысла.
Им казалось, что в них лишь тонкая похвала по отношению к ним; они были тронуты и захотели непременно в знак дружбы увлечь его с собою в гамам.
И старик после некоторого сопротивления согласился и снова направился с ними к гамаму.
Когда они вошли, Азиз и Диадем раздели почтенного шейха, и сами разделись, и принялись усердно растирать его, между тем как он украдкой взглядывал на них.
И они не переставали растирать сто и обливать водой до тех пор, пока к огорчению старого шейха ни вошёл к ним визирь.
Тогда они обтёрли его нагретыми полотенцами, потом одели и предложили сорбета с мускусом и розовой водой.
И шейх притворился интересующимся разговором с визирем, на самом же деле его внимание обращено было только на двух юношей, которые услуживали ему.
Когда же визирь пожелал ему всяких благ после бани, он прочёл следующие стихи:
С приходом их холмы зазеленели,
Земля трепещет и цветет опять.
И вся земля и люди все вскричали:
«Привет и дружба дорогим гостям!»
И все трое благодарили его за утонченную вежливость, а визирь сказал:
— Пусть баня, милостью Аллаха, удвоит твои силы и здоровье!
Потому что не вода ли истинное благо земной жизни, а гамам - место наслаждения?
Шейх же сказал:
— Клянусь Аллахом, это так!
Вот почему гамам внушил поэтам столько дивных стихов!
Не известны ли вам некоторые из них?
И Диадем вскричал:
— Ещё бы!
Слушайте вот эти:
О жизнь гамама, ты полна отрады,
Ведь самый Рай перед тобою жалок,
И если б ты был Адом, о гамам,
— С каким восторгом ввергся бы в тебя я!
И восхищенный базарный шейх воскликнул:
— Клянусь Аллахом!
Ты соединяешь в себе красноречие с красотою!
Позвольте же и мне сказать несколько пленительных стихов.
И базарный шейх, полузакрыв глаза, пропел:
Огонь гамама, жар твой - наша жизнь,
Телам ты нашим силы возвращаешь
И облегчаешь, обновляешь души!
Гамам, ты тёмен, несмотря на пламя,
Как вся душа, как все мои желанья!
Потом он посмотрел на юношей, с минуту любовался их красотою и, вдохновившись ею, сказал посвящённые им строфы:
К жилищу их пришёл я, и у двери
Был встречен я приветливой улыбкой.
Как мне не быть их прелестей рабом?!
Слушая его пение и стихи, они были восхищены искусством шейха.
Но так как наступал уже вечер, они проводили его до дверей гамама, и, хотя он упрашивал их разделить трапезу в его доме, они отказались и удалились.
Возвратясь домой, они ели и пили и довольные легли спать до утра.
Утром же, когда открылись ворота базара, они направились к своей лавке, которую открыли в первый раз.
Слуги же успели задрапировать лавку шёлковыми занавесами и разостлали два роскошных ковра, из которых каждый мог стоить тысячу динариев, и положили две подушки, вышитые золотом, каждая из которых могла стоить сто динариев.
А на полках из чёрного дерева были разложены ценные товары.
И скоро все заговорили о чудной лавке, и всем хотелось получить купленную вещь из рук юноши по имени Диадем, красота которого кружила всем головы и сводила с ума.
Так шло дело некоторое время, и Диадем, ничего не узнав о принцессе Донии, начал отчаиваться так, что потерял сон.
Как вдруг однажды...
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила сто тридцать третья ночь, она сказала:
ак вдруг однажды по базару проходила какая-то старая женщина, закутанная в большое чёрное атласное покрывало.
Дивная лавка и красота молодого купца, сидевшего в ней, обратили на себя её внимание; она обомлела и подумала в душе: «Это, наверное, какой-нибудь царь из сказочной страны!» Тогда она подошла к лавке, поклонилась молодому купцу и сказала:
— Дитя моё, ты, соединяющий в себе все совершенства, здешней ли страны?
И Диадем ответил своим пленительным говором:
— О госпожа моя, я приехал в эти края для развлечения, а чтобы чем-нибудь заняться, я продаю и покупаю.
Старуха сказала на это:
— А что привёз ты из дальних стран?
Покажи мне самое лучшее!
Я хотела бы купить очень хорошую ткань для платья принцессе Донии, дочери нашего царя Шахрамана.
При этом имени Диадем не мог совладать с волнением и закричал Азизу:
— Азиз, принеси скорее самое лучшее из наших товаров!
Тогда Азиз открыл потайной шкаф в стене и вынул оттуда свёрток с золотыми кистями из дамасского бархата, на котором лёгким рисунком разбегались цветы и птицы.
И Азиз принёс этот свёрток Диадему, который распаковал и вынул материю, предназначенную для какой-нибудь гурии или сказочной принцессы.
Описать драгоценные камни и вышивки, под которыми исчезла самая ткань, могли бы только поэты в стихах, внушенных Аллахом.
И когда Диадем развернул материю перед старухой, та не знала, на что и смотреть - на красоту ли платья, или на красоту черноокого юноши.
И она сказала Диадему:
— Материя годится.
Сколько стоит она?
Он же отвечал с поклоном:
— Я вознаграждён тем, что познакомился с тобою!
А старуха воскликнула:
— О дивный юноша, где найти женщину, которая бы тебя стоила!
Я знаю только одну такую на земле!
Но скажи мне, как твоё имя?
Он ответил:
— Меня зовут Диадемом!
Тогда старуха сказала:
— Но такое имя дают только царским сыновьям!
О конечно, если бы Красоте пришлось избирать царя, она выбрала бы тебя!
Знай, что я отныне твоя раба!
И пусть хранит тебя Аллах!
Потом она взяла драгоценный свёрток и удалилась.
И явилась она к Сетт-Донии, у которой была кормилицей.
И Дония спросила:
— О кормилица, что принесла ты мне?
Покажи!
И когда старуха развернула материю, глаза Донии засветились счастьем, и она воскликнула:
— О какая прекрасная материя, она не из наших краёв!
Старуха же сказала:
— Но что сказала бы ты, если бы увидела молодого купца, который дал мне её для тебя?
О Аллах, как он хорош собою!
О госпожа моя, как желала бы я, чтобы этот юноша уснул на груди твоей!
Но Дония закричала:
— О кормилица!
Как смеешь ты говорить мне о мужчине, какой дым затмил твой рассудок?
И она принялась гладить материю, повернувшись к кормилице, которая сказала ей:
— Госпожа, ты очень хороша, но насколько пара прекрасных существ предпочтительна одному!
И Сетт-Дония закричала:
— Ни слова более!
Но ступай к этому купцу и спроси его, не желает ли он чего, и отец мой тотчас же исполнит всё!
И старуха поспешно встала и побежала в лавку к Диадему.
Увидев её, он почувствовал, что сердце его улетает от радости, а старуха сказала:
— Госпожа моя Дония кланяется тебе и велит сказать: «Если у тебя есть какое-нибудь желание, то выскажи его».
При таких словах грудь Диадема расторгалась от удовольствия, и сказал он старухе:
— У меня только одно желание: передай Сетт-Донии письмо и принеси мне ответ.
И Диадем закричал Азизу:
— Дай мне чернильницу, бумаги и калам!
И когда Азиз принёс ему все это, он написал такое письмо:
Посланье это в правильных стихах,
Твоей красы пленительной достойных
Написано рукой раба желаний,
Что заключён в тюрьме своей тоски,
Измучен скорбью, о едином взгляде
Он страстно молит.
Диадем, купец.
Потом, перечитав, он посыпал письмо песком, сложил, запечатал его и передал старухе.
И она вернулась к своей госпоже, которая спросила:
— О чем же попросил этот купец?
И старуха сказала:
— Вот его письмо, но мне неизвестно его содержание.
И когда принцесса ознакомилась с содержанием письма, она вскричала:
— О бесстыдный!
Этого негодяя следует повесить у дверей его лавки!
В письме говорится о любви!
И старуха заметила:
— Это дерзко, поэтому тебе следовало бы пригрозить ему, если он будет продолжать.
Тогда Сетт-Дония сказала:
— Дай мне мою чернильницу и мой калам!
И написала она так в стихах:
Слепец, что мнишь добраться до светила,
Как будто смертный мог когда-нибудь
К светилу ночи дерзко прикоснуться!
И если ты лишь повторить посмеешь
Поступок дерзкий, будешь ты распят!
Запечатав письмо, она отдала его старухе, а та передала его Диадему, сгоравшему от нетерпения.
Диадем распечатал письмо, но, пробежав его, он крайне огорчился и сказал:
— Она грозит мне смертью, но, хотя бы рискуя жизнью, я отвечу ей!
И он написал на бумаге такие строфы:
Взамен речей вечернего привета
Она грозит мне смертью и могилой,
Не понимая, что мне смерть - Покой,
Что без судьбы ничто не совершится.
О не желайте больше ничего!
Оставьте душу схорониться мрачно
В свою любовь без счастья, без надежды!
О женщина, твоё сурово сердце,
Но не надейся подавить меня
Своим ты гнетом. Соглашусь скорее
Расстаться я с надеждой и душою,
Чем так страдать от беспросветной жизни,
Наполненной страданьем и тоской!
Старуха же, получив от него письмо, сказала:
— Не предавайся печальным предчувствиям!
Разве ты не само солнце?
И разве она не луна?
И неужели ты думаешь, что я, проведшая всю жизнь в любовных делах, не сумею соединить вашу красоту?
Скоро я принесу тебе радостные вести!
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила сто тридцать четвертая ночь, она сказала:
получив письмо, старуха запрятала его себе в волосы и явилась к своей госпоже.
Войдя к ней, она поцеловала у неё руку и села, не говоря ни слова.
Потом она сказала:
— О дочь моя, мои старые волосы спутались, прикажи одной из своих невольниц расчесать их.
Но Сетт-Дония воскликнула:
— Я сама расчешу их, ты так часто расчёсывала мои!
И когда она расплела седые косы своей кормилицы, записка выпала из них на ковёр.
И старуха воскликнула:
— Отдай мне эту бумажку!
Она верно пристала к моим волосам у молодого купца.
Но Дония развернула записку и прочитала её; и нахмурила она брови, и закричала:
— Это все твои хитрости!
Но из какой страны осмелился явиться ко мне этот дерзкий купец?
И как мне решиться взглянуть на него?
Старуха же сказала:
— Его дерзость - адская дерзость!
Но, госпожа моя, напиши ему ещё только раз, и я ручаюсь за его покорность твоей воле!
А если нет, то пусть он гибнет, и я вместе с ним!
Тогда Дония взяла калам и начертала следующие стихи:
Ужель ещё ты смеешь грезить,
Стан гурии сжимать в своих объятьях?..
О как себя обманываешь ты!
А если нет, то мрачный ворон смерти
Тебе конец накаркает зловещий.
Кружить он будет над сырой могилой,
Куда опустят твой холодный прах!
Запечатав письмо, она отдала его старухе, которая на следующее утро отнесла сто Диадему.
Читая жёсткие слова, Диадем понял, что никогда надежда не оживит его сердца, и он сказал Азизу:
— Что делать мне теперь?
У меня нет более вдохновения для ответа ей!
Азиз сказал:
— Я напишу вместо тебя и от твоего имени.
И Азиз взял бумагу и начертал следующие строфы:
О дева с чёрными очами,
Ужель тебе не страшен рок суровый,
Что ты находишь столько наслажденья
В терзании несчастного раба?..
Пойми, ведь ради красоты твоей
Покинул он отца, свой дом и землю
И дев любимых жгучие глаза!
Прочитав эти строки, Диадем сказал Азизу:
— Это превосходно!
И отдал письмо старой кормилице.
Когда принцесса прочитала послание, она закричала старухе:
— Ах ты, приносящая несчастье старуха, ступай с глаз моих долой!
Убирайся, или я прикажу изорвать в клочья твоё тело под ремнями невольников!
Тогда старая кормилица, поспешив уйти из дворца, рассказала о своей неудаче обоим друзьям.
При этом известии Диадем очень расстроился, но она сказала ему:
— Не беспокойся, сын мой.
Затруднения только побуждают меня пустить в ход всю мою изобретательность, чтобы ты достиг своей цели.
Тогда Диадем спросил:
— Но скажи же, наконец, по какой причине возненавидела всех мужчин принцесса Дония?
А старуха ответила:
— Это по причине сна, который ей привиделся.
И вот что это был за сон.
Однажды принцесса Дония увидела во сне птицелова, расставлявшего силки на лесной поляне.
Рассыпав хлебные зёрна, он притаился, поджидая добычу.
Среди слетевшихся птиц было два голубя: самец и самка.
Самец клевал зёрна и прохаживался гоголем вокруг своей подруги, не обращая внимания на силки, поэтому лапка его запуталась в петле, которая взяла его в плен.
Прочие птицы улетели, но самка храбро принялась освобождать своего друга.
Клювом она изорвала силки, освободила неосторожного самца и улетела с ним.
И вскоре вернулись они снова клевать зёрна вокруг силков.
И теперь самка подошла слишком близко к силкам, в которых запуталась в свою очередь.
Тогда самец вместо того, чтобы озаботиться участью своей подруги, улетел прочь, а птицелов схватил пленницу и свернул ей шею.
После этого сна принцесса проснулась вся в слезах и сказала:
— Все самцы таковы, и женщина не может ждать ничего хорошего от их себялюбия!
Поэтому клянусь перед Аллахом, что никогда не допущу к себе мужчину!
Когда принц Диадем услышал это из уст старухи, он сказал ей:
— Но разве ты не сказала ей, что не все мужчины похожи на того предателя-голубя?
О прошу тебя, я должен, хотя бы ценою жизни, увидеть её.
О сделай это для меня; пусть изобретательный ум твой придумает какое-нибудь средство.
Тогда старуха сказала:
— Знай, что у дворца есть сад, в который принцесса приходит раз в месяц через потайную дверь, чтобы не подвергаться любопытству прохожих.
Ровно через неделю наступит день прогулки принцессы.
И я проведу тебя к той, кого ты любишь.
Тогда Диадем вздохнул немного свободнее и, поблагодарив старуху, сказал Азизу:
— Друг мой, так как мне некогда будет ходить в лавку, я уступлю её тебе!
А потом принц рассказал о сне принцессы визирю и спросил его мнения об этом.
И визирь, подумав, сказал так:
— Прежде всего, пойдём в сад, чтобы осмотреться.
И визирь с Диадемом и Азизом направились к саду принцессы.
И когда они подошли к воротам, визирь сунул в руку сторожа сто динариев и сказал ему:
— Почтеннейший, нам хотелось бы войти в этот прекрасный сад и закусить среди цветов!
Старик взял деньги, ввел их в сад и принёс жареной баранины и пирожные.
И сели они в кружок на берегу ручейка и поели досыта.
Тогда визирь сказал сторожу:
— Почему дворец перед нами приходит в разрушение?
А сторож воскликнул:
— Клянусь Аллахом!
Это дворец принцессы Донии, а она живет так одиноко, что не обращает на окружающее ни малейшего внимания.
Визирь сказал:
— Как жаль!
Нижний этаж следовало бы побелить, хотя бы ради твоих собственных глаз.
Если хочешь, я возьму все эти расходы на себя.
И сторож согласился.
Тогда визирь дал ему сто динариев за труды и сказал:
— Сходи за каменщиками, а также за искусным живописцем.
И сторож поспешил отправиться выполнять это поручение.
Когда же как следует выбелили залу в нижнем этаже, живописец по приказанию визиря нарисовал расставленные силки, в которые попался голубь, а рядом голубя самца, прилетевшего освобождать свою подругу, но схваченного птицеловом и погибшего жертвою своего самоотвержения.
И когда всё было исполнено, они щедро вознаградили живописца, поклонились сторожу и вернулись домой.
По прошествии недели Сетт-Дония почувствовала, как недостает ей старой кормилицы, и подумала, как она была к ней безжалостна.
И послала она невольника на базар, чтобы разыскать её и привести.
И невольник увидел её и просил от имени своей госпожи вернуться во дворец для примирения.
После некоторого колебания она согласилась, и Дония поцеловала её в щёки, а та поцеловала у неё руки, и обе прошли чрез потайную дверь и вошли в сад.
А визирь с Азизом надели на принца истинно царское одеяние, которое стоило не менее пяти тысяч динариев, опоясали его золотым поясом, изукрашенным драгоценными камнями и изумрудною пряжкою, на голову надели ему белый тюрбан с тонким золотым узором и бриллиантовым пером и проводили до ворот сада.
Заметив Диадема, сторож почтительно ответил на его поклон.
А так как ему не было известно, что принцесса Дония вошла в сад, он отворил ему дверь, приглашая войти.
Диадем же спрятался в чащу и стал ждать там появления принцессы.
А кормилица, гуляя с Сетт-Дони-ей, сказала ей:
— Ты могла бы отослать во дворец служанок, которые мешают тебе свободно наслаждаться воздухом и этой дивной свежестью.
Они только стесняют тебя.
Дония сказала:
— Ты говоришь правду, о кормилица!
И Дония продолжала свою прогулку и приблизилась к зале для дворцовых служителей, в которой визирь велел нарисовать сцену с птицеловом.
И она вошла туда в первый раз в жизни, и при виде живописи на стенах пришла в беспредельное волнение, и воскликнула:
— О взгляни!
Это мой тогдашний сон, но совершенно наоборот!
Как потрясена душа моя!
И, стараясь умерить биение своего сердца, она села на ковёр и сказала:
— О кормилица, неужели я ошиблась?
Неужели это просто сон надсмеялся над моей легковерностью?
А кормилица сказала:
— Бедное дитя моё, моя старческая опытность предупреждала тебя, что ты заблуждаешься!
Тем временем Диадем, как посоветовала ему кормилица, стал прогуливался, как бы любуясь красотой сада.
На повороте одной из аллей, Сетт-Дония увидела его и воскликнула:
— О кормилица!
Видишь ли ты этого молодого человека?
Не знаешь ли кто он, скажи!
Та же отвечала:
— Судя по наружности, это, должно быть, царский сын.
Ах, как он хорош!
Счастлива его возлюбленная!
И украдкой она сделала знак Диадему, что он должен уйти из сада.
И Диадем пошёл к выходу, между тем как принцесса говорила своей кормилице:
— Возможно ли, что я могу испытывать такое волнение при виде мужчины!
Старуха же сказала:
— Вот, о госпожа моя, ты и попалась в сети!
А Дония сказала:
— О добрая моя кормилица, ты должна привести ко мне этого красивого молодого человека!
Беги за ним скорее, молю тебя!
И старуха ответила:
— Предоставь мне действовать по моему разумению.
Обещаю тебе устроить этот дивный союз.
И тотчас же вышла она за Диадемом, который дал ей тысячу золотых динариев, и рассказала, в каком волнений была Сетт-Дония.
А Диадем спросил:
— Но когда же мы соединимся?
А она ответила:
— Завтра, непременно.
И поспешила она вернуться к своей госпоже Донии и сказала ей:
— Мне удалось поговорить с ним, и завтра же приведу его к тебе.
Тогда Сетт-Дония почувствовала себя на вершине счастья и дала кормилице тысячу динариев и подарков на другую тысячу.
Наутро старуха была уже у поджидавшего её Диадема.
Она развязала свёрток, принесённый ею с собой, вынула женское платье, в которое одела Диадема, завесила лицо его покрывалом и сказала:
— Теперь подражай женщинам - покачивай бёдра вправо и влево и делай маленькие шаги.
А главное, ни под каким видом не подавай голоса!
И дошли они до ворот дворца, сторожем которого был старший евнух.
Увидев незнакомку, он спросил старуху:
— Кто же эта молодая особа, которую я никогда не видел?
Вели ей подойти ко мне.
Я должен ощупать, а если нужно, то и обнажать всех новых невольниц.
А эту я не знаю!
Но старуха воспротивилась, говоря:
— Что такое ты говоришь!
Разве тебе неизвестно...
Но тут Шахразада увидела, что наступает утро, и не продолжала долее своего повествования.
А когда наступила сто тридцать пятая ночь, она сказала:
азве тебе неизвестно, что за этою невольницею послала сама Сетт-Дония?
Это одна из тех, которые вышивают на шёлковых материях дивные рисунки?
Но евнух сказал:
— Мне нет дела до вышиваний!
Я непременно должен осмотреть новопришедшую сверху и донизу.
При этих словах старуха пришла в крайнее бешенство и закричала:
— Дочь моя, извини нашего начальника!
Он верно шутит!
Проходи же без боязни!
И Диадем прошёл, покачивая бёдрами и улыбаясь из-под вуали евнуху, который остолбенел при виде его красоты, сквозившей сквозь тонкую ткань.
И под руководством старухи он вошёл в коридор и дошел до залы, выходившей во двор семью дверями.
И старуха сказала ему:
— Считай двери и за седьмой ты найдешь, о юный купец, девственный цветок и сладость, носящую имя Сетт-Дония!
И переодетый в женское платье Диадем вошёл в седьмую дверь.
В эту минуту Сетт-Дония лежала на диване и спала.
И одеждой ей служила лишь прозрачность её белой, как жасмин, кожи.
Тогда Диадем быстро освободился от стеснявших его одежд и обнял спавшую принцессу.
И крик внезапно пробуждённой девушки был заглушен пожиравшими её губами.
Так произошла встреча принца Диадема и принцессы Донии!
И она продолжалась целый месяц, и с обеих сторон не прерывались звонкие поцелуи и смех, благословлявшие Создателя.
А визирь с Азизом с тревогой ждали возвращения Диадема.
И вскоре они перестали сомневаться в его гибели и не знали, что им делать.
И ждали они целый месяц, оплакивая непоправимое несчастие.
А когда месяц подошёл к концу, визирь сказал:
— Я полагаю возвратиться в страну нашу и сообщить царю о несчастии.
И тотчас же собрались они в путь и уехали в столицу Солейман-шаха.
Как они прибыли туда, то рассказали царю о несчастном конце их приключения и разразились рыданиями.
При этом ужасающем известии Солейман-шах почувствовал, что мир рушится под ним.
Но к чему слёзы и сожаления?
Поэтому царь Солейман-шах, подавляя своё горе, поклялся отомстить за смерть сына своего неслыханною местью.
И тотчас же велел он созвать всех людей, способных владеть мечом или копьём, и всё войско с его военачальниками пустилось в путь к Камфарным островам.
А в это самое время во дворце Диадем и Дония продолжали любить друг друга все сильнее и сильнее.
И так продолжалось шесть месяцев.
И однажды Диадем сказал Донии:
— О обожаемая всего существа моего, позволь теперь поведать, кто я!
Знай, о принцесса, что я царский сын, и отец мой - царь Солейман-шах.
И он прислал своего визиря к отцу твоему просить руки твоей.
Помнишь ли, что ты отказалась от этого брака и грозила смертью евнуху, заговорившему об этом с тобою?
В ответ на эти слова принцесса Дония ещё радостнее обняла прекрасного Диадема и выразила ему самым несомненным образом свою покорность и повиновение.
И после этого оба крепко заснули и не просыпались до утра.
А солнце уже встало и весь дворец был на ногах, а отец принцессы, царь Шахраман, принимал в тот день членов ювелирного цеха.
И старшина их поднёс царю удивительный футляр, заключавший более чем на сто тысяч динариев бриллиантов, рубинов и изумрудов.
И царь Шахраман позвал старшего евнуха и сказал ему:
— Отнеси этот футляр госпоже твоей Сетт-Донии.
И евнух пошёл во флигель дворца, в котором жила только принцесса Дония.
Подойдя к её комнате, он увидел у дверей на ковре спящую кормилицу.
Он перешагнул через старуху, толкнул дверь и вошёл в комнату.
Каково же было его изумление, когда он увидел Сетт-Донию, спящей в объятиях молодого человека!
Тогда евнух вспомнил о наказании, которым грозила ему Сетт-Дония, и подумал:
— Теперь мой черед отомстить за моё унижение!
И он тихонько затворил дверь, и явился к царю Шахраману и рассказал об увиденном.
И царь широко раскрыл глаза и воскликнул:
— Это ни на что не похоже!
И он приказал евнуху привести обоих виновных.
И евнух немедленно исполнил приказание.
Когда любовники явились к царю, он схватил свою саблю и хотел броситься на Диадема.
Но Сетт-Дония обняла его, прильнув к его устам, и закричала отцу своему:
— Если так, убей нас обоих!
Тогда царь велел увести принцессу в её покои и сказал Диадему:
— Кто ты?
И как смел ты явиться к моей дочери?
И Диадем ответил:
— Знай, о царь, что твоя смерть последует за моей немедленно, а царство твоё будет уничтожено!
Я сын Солейман-шаха!
И я взял то, в чём мне отказали!
При этих словах царь смутился и стал советоваться со своим визирем.
И тот сказал:
— Не верь, о царь, словам этого обманщика.
Одна лишь смерть может служить достойным наказанием за его вероломство.
Тогда царь приказал меченосцу:
— Отруби ему голову...
В этом месте своего повествования Шахразада увидела, что наступает утро, и по обыкновению умолкла.
Но когда наступила сто тридцать шестая ночь, она сказала:
|