История царя Омара-аль-Немана и двух его удивительных сыновей, Шаркана и Даул-Макана
ы остались одни в большой зале с четырьмя просветами.
И молодая девушка стала раздеваться и приблизилась ко мне в одной рубашке из тончайшей ткани.
И были на ней ещё тонкие шальвары, но она поспешила сбросить их, и повела меня в глубину алькова, и тут бросилась на большую кровать, и сказала мне, задыхаясь:
— Теперь это разрешено законом.
И нет ничего постыдного в том, что законно!
И она растянулась рядом со мною, гибкая и стройная, и прижала меня к себе.
И я не мог более противостоять её желаниям, и наши крики, вопли и поцелуи наполнили весь дом и взволновали всю улицу.
И после этого мы уснули, обнявшись.
И утром, когда я собирался удалиться, она подошла ко мне и сказала:
— Куда ты, Азиз?
Неужели же ты думаешь, что выйти из этого дома так же легко, как легко было войти в него?
Неужели же ты забыл, что сочетался со мною законным браком?
Дверь этого дома открывается только один раз в год.
Ты можешь проверить мои слова!
Тогда я вскочил и бросился к входной двери; и она была заколочена и забита наглухо.
И я вернулся к молодой девушке, а она улыбнулась и сказала мне:
— О Азиз, знай, что здесь имеется обильный запас муки, круп, свежих и сушеных плодов, масла, сахара, варенья, баранов, цыплят и других продуктов, которых хватит на несколько лет.
И ты останешься здесь целый год со мною!
Покорись же судьбе и прогони с лица это выражение досады и тоски!
Тогда я со вздохом сказал:
— Нет спасения и могущества вне Аллаха!
Она же сказала:
— О чем вздыхаешь ты, раз уже представил доказательства твоего искусства в ремесле петуха?
И мне не оставалось другого выхода, как подчиниться её желаниям.
И остался я в этом доме, совершенствуясь в ремесле петуха в течение целого года.
И я так искусно справлялся со своей задачей, что жена моя скоро забеременела и в конце года родила ребёнка.
И только тогда я услышал скрип входной двери и возрадовался освобождению.
Когда же дверь отворилась, я увидел множество носильщиков, нагруженных припасами для будущего года.
И я вскочил с места и собирался поскорее выбежать на улицу, но она удержала меня за полу моего платья и сказала мне:
— О Азиз, подожди, по крайней мере, до того часа, когда ты вошёл ко мне год назад!
И я согласился, и, когда надвинулись сумерки, она проводила меня до порога и не хотела отпустить меня, пока я не поклялся ей вернуться раньше утра, когда дверь снова запиралась.
И я поклялся в этом Священной Книгой!
Я вышел на улицу и направился к дому моих родителей, но, проходя мимо сада той, которую жена моя называла дочерью Далилы-Пройдохи, я увидел, что сад открыт, а в глубине его светится огонь фонаря.
Тогда я почувствовал волнение, и я сказал в душе моей...
Дойдя до этого места, Шахразада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила сто двадцать пятая ночь, она сказала:
почувствовал волнение и даже гнев; и я сказал в душе моей: «Я отсутствовал целый год и нахожу теперь все в прежнем виде!
О Азиз, ты должен узнать, что сталось с твоей прежней возлюбленной!» И я пошёл быстрее, и вошёл в залу, и нашёл там мою подругу, сидевшую в печальной позе.
Глаза её были влажны от слез, и лицо необыкновенно бледно и печально.
И увидев меня, она попробовала встать, но снова опустилась от волнения.
Когда же к ней вернулась способность речи, она сказала с чувством:
— Хвала Аллаху, который привёл тебя сюда, о Азиз!
Я ждала тебя здесь каждую ночь; смотри, как изменило меня это долгое ожидание!
Ах, скажи мне, Азиз, что удерживало тебя так долго вдали от меня?
Тогда я, о принц Диадем, рассказал ей все подробности моего приключения.
Когда молодая женщина услышала, что я женат, она точно остолбенела от негодования и, придя в себя, воскликнула:
— Ах, гнусный изменник!
Теперь никто не спасёт тебя из моих рук!
И теперь мне незачем щадить тебя, раз у тебя есть жена и ребёнок.
Я питаю отвращение к женатым людям, и забавляюсь я только с холостыми мужчинами.
Теперь ты больше не нужен мне, но я не допущу, чтобы ты достался другой!
При этих словах, сказанных страшным голосом, десять молодых рабынь, более сильных, чем самые сильные негры, бросились на меня и повалили на землю.
И молодая женщина взяла острый нож и сказала:
— Мы зарежем тебя, как похотливого козла!
Так я отомщу за себя и за бедную Азизу, которую ты свёл в могилу!
Готовься к смерти!
Дойдя до этого места своего повествования, Шахразада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.
А когда наступила сто двадцать шестая ночь, она сказала:
я не сомневался в моей смерти, ведь две рабыни сидели на моём животе, две другие держали мои ноги, и ещё две прижали всей своей тяжестью мои колени.
И она с помощью двух других рабынь принялась бить меня палкой по пяткам.
Тогда я воскликнул:
— Я предпочитаю смерть таким пыткам!
Тогда она, отточив страшный нож о свою туфлю, сказала своим рабыням:
— Натяните кожу на его шее!
В эту ужасную минуту Аллах навел меня на последние слова Азизы, и я воскликнул:
— Как смерть сладка в сравнении с изменой!
Услыхав это, она испустила страшный крик и воскликнула:
— Да помилует Аллах твою душу, о Азиза!
Ты только что спасла от неминуемой смерти сына твоего дяди!
Но ты, Азиз, не думай, что отделался этим, ибо я непременно должна отомстить тебе и этой беспутнице, которая так долго не пускала тебя ко мне.
Эй девушки!
Свяжите ему покрепче ноги!
И она поставила на очаг кастрюлю из красной меди, в которую положила масла и мягкого сыру, и она подождала, пока сыр разошелся в кипящем масле, и наклонилась ко мне, и развязала мои шальвары.
И я задрожал всем телом от ужаса, ибо догадался о её намерении.
Тогда, о принц Диадем, я от боли лишился чувств, а когда пришёл в себя, увидел, что рабыни накладывают мне на рану кипящее масло с мягким сыром, и это сразу остановило кровотечение.
И после этого молодая женщина сказала мне с презрением:
— Возвращайся туда, откуда пришёл!
Ты больше не нужен мне, так как я взяла у тебя единственную вещь, которая могла служить мне.
И она прогнала меня из своего дома, говоря:
— Благодари Аллаха за то, что голова ещё держится на твоих плечах!
Тогда я, едва передвигая ноги, дотащился до дома моей жены.
Найдя дверь отворённой, я скользнул в дом и опустился на подушки в большой зале.
И тут прибежала моя жена и, увидев бледность моего лица, заставила меня рассказать обо всём и показать мою рану.
И я не мог перенести вида этой раны и лишился чувств.
Когда я пришёл в себя, то увидел себя лежащим на улице, потому что жена моя, увидев, чем я стал, выбросила меня из своего дома.
Тогда, полный отчаяния, я направился к нашему дому и бросился в объятия моей матери, которая давно оплакивала меня.
И, увидев меня бледным и обессиленным, она зарыдала...
В эту минуту Шахразада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила сто двадцать седьмая ночь, она сказала:
она зарыдала, а я вспомнил о моей бедной Азизе, которая умерла, не проронив ни одного упрека; и в первый раз я пожалел о ней и залился слезами раскаяния.
И мать сказала мне:
— Бедное дитя, несчастия преследуют дом наш: твой отец умер!
При этом известии я точно остолбенел и в этом состоянии оставался всю ночь.
Утром мать заставила меня подняться, но я был точно прикован к месту и не отводил глаз от угла, где обыкновенно присаживалась моя бедная Азиза, и мать моя сказала мне:
— Ах, сын мой, вот уже десять дней прошло с тех пор, как твой отец твой умер в милосердии Аллаха!
Я сказал:
— О мать моя, не говори пока об этом!
Теперь вся душа моя полна мыслью о бедной Азизе, и я не могу посвятить мою скорбь другим воспоминаниям.
И мать моя замечала искренность моей печали и старалась облегчить мои страдания.
И так шли дни, и вот однажды мать моя села рядом со мною и сказала мне проникновенным голосом:
— Сын мой, теперь, наступило время вручить тебе вещь, которую передала мне для тебя перед смертью бедная Азиза.
Она открыла сундучок и вынула оттуда кусок драгоценной парчи, на которой вышита вот эта вторая газель, которую ты видишь, о принц Диадем!
И ты видишь эти стихи, образующие тут чудесную кайму:
Ты сердце мне желанием наполнил,
Чтобы его безжалостно разбить.
При чтении этих строф я залился обильными слезами и, разворачивая материю, выронил листочек бумаги, на котором...
В эту минуту Шахразада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила сто двадцать восьмая ночь, она сказала:
|