История царя Омара-аль-Немана и двух его удивительных сыновей, Шаркана и Даул-Макана
она собиралась осыпать меня бранью, когда вошёл мой отец; тогда она умолкла, не желая бранить меня в его присутствии.
И отец мой приступил к исполнению похоронных обрядов, и мы провели три дня в палатках, на могиле Азизы, читая Священную Книгу.
И сердце моё было объято жалостью к покойнице.
И мать моя сказала мне:
— Ради Аллаха, о Азиз!
Расскажи мне теперь, чем ты так поразил эту несчастную, что она умерла от горя?
Когда она уже собиралась покинуть землю, то повернулась ко мне, открыла на минуту глаза и сказала:
— О прошу тебя передать твоему сыну моё последнее наставление!
Когда он отправится в то место, где он обыкновенно бывает, пусть произнесёт перед уходом следующие слова:
Как смерть сладка в сравнении с изменой!
Потом она добавила:
— И я буду охранять его и после моей смерти, как охраняла его, пока была жива!
После этого она достала из-под подушки вещь, которую поручила передать тебе, но при этом она заставила меня поклясться, что я вручу тебе её, когда ты будешь оплакивать её смерть и искренно скорбеть о ней.
И я буду хранить эту вещь, о сын мой, и вручу её, лишь когда увижу, что ты возвратился к лучшим чувствам.
И после этого мать оставила меня одного.
А я в ту пору думал лишь о том, как бы позабавиться и развлечься.
И не было для меня ничего более привлекательного, как свидания с моей возлюбленной.
И как только спустились сумерки, я поспешил в её дом; и я нашёл её поджидавшей меня с таким нетерпением, как будто она сидела на горячих угольях.
И она подбежала ко мне, и повисла на моей шее, и стала расспрашивать меня о моей двоюродной сестре Азизе; и когда я рассказал ей подробности её смерти, ею овладела безмерная жалость.
И тогда я сказал ей:
— И она горячо просила мою мать передать мне - для того, чтобы я, в свою очередь, передал тебе её последние слова:
Как смерть сладка в сравнении с изменой!
Услыхав это, молодая девушка воскликнула:
— Да будет над нею милость Аллаха!
Ибо знай, что этими словами она спасает тебя от коварного замысла, которым я хотела погубить тебя.
При этих словах я изумился свыше меры и воскликнул:
— Что я слышу?
Мы были связаны пылкой любовью, а ты решила погубить меня!
Она отвечала:
— О наивный!
Вижу, ты не догадываешься, на какие предательства способны женщины!
Знай, что ты обязан твоей двоюродной сестре освобождением из моих рук.
И я должна покориться, но только под условием, что ты никогда не взглянешь ни на одну женщину кроме меня, будь она молода или стара.
Не то горе тебе!
Смотри же, не забывай этого условия!
А теперь я хочу обратиться к тебе с одной просьбой...
В эту минуту Шахразада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила сто двадцать первая ночь, она сказала:
теперь я хочу обратиться к тебе с одной просьбой.
Проведи меня к гробнице бедной Азизы; я хочу написать на её камне несколько сочувственных слов.
И я ответил:
— Мы сделаем это завтра, но объясни мне теперь значение этих слов: «Как смерть сладка в сравнении с изменой».
Но она ни слова не хотела сказать мне по этому поводу.
А утром, на рассвете, она поднялась, взяла кошелёк, наполненный динариями, и сказала мне:
— Теперь проводи меня к её могиле, ибо я хочу выстроить над ней купол!
И я отвечал:
— Слушаю и повинуюсь.
И я пошёл впереди неё, и она следовала за мною, раздавая нищим деньги из кошелька и говоря:
— Это за упокой души Азизы !
И так мы дошли до могилы, и она бросилась на мраморную плиту и залилась слезами.
Потом она вынула из мешочка золотой молоточек и начертила на гладком мраморе следующие стихи:
Пускай Аллах вознаградит тебя.
За все страданья, и тебя поставит
На высшую вершину он в Раю!
Потом она поднялась и направилась со мною в обратный путь.
И вдруг с нею произошла странная перемена: она сделалась нежна ко мне и несколько раз повторила:
— Ради Аллаха, не оставляй меня никогда!
И я поспешил выразить ей моё повиновение.
И я продолжал проводить с нею ночи, и я носил великолепные платья и тончайшие рубашки, и я достиг пределов тучности, и не знал ни горестей, ни забот, и лишился даже воспоминания о бедной дочери моего дяди.
И вот в начале второго года такой жизни, выходя из гамама, был я в самом блаженном настроении, и ощущение бытия было особенно сладостно для меня в этот день.
И в этом состоянии мною овладело желание излить душу на груди моей подруги.
И я направился к её дому и, переходя через глухой переулок, увидел старуху, которая шла навстречу мне, держа в руке фонарь, освещавший дорогу перед ней, и какое-то письмо в свёртке.
И я остановился; тогда она, пожелав мне мира, сказала...
Дойдя до этого места, Шахразада увидела приближение утра и умолкла.
А когда наступила сто двадцать вторая ночь, она сказала:
огда, пожелав мне мира, старуха сказала:
— Сын мой, если ты умеешь читать, возьми это письмо и прочитай мне его.
И я развернул письмо и прочитал его.
В нём говорилось, что отправитель письма находится в добром здравии и шлёт поклоны сестре и родителям.
И, услыхав это, старуха подняла руки к небу и, пожелав мне всякого благополучия за добрую весть, сказала:
— О господин ,мой!
Я хочу попросить тебя об одной милости.
Благоволи последовать до дверей нашего дома, чтобы прочитать ещё раз, стоя за дверью, это письмо, ибо женщины, живущие в нашем доме, отнесутся с недоверием к моим словам, в особенности же дочь моя, которая очень привязана к своему брату, отправителю этого письма; и вот уже десять лет прошло с тех пор, как он отправился путешествовать, и это первая весточка от него, которого мы уже оплакивали, как умершего.
Прошу же тебя, не отказывай мне в этом!
И я согласился исполнить просьбу старухи, и она пошла вперед, и вскоре мы пришли к дверям какого-то дворца.
Когда я подошёл вплотную к двери, старуха закричала что-то на персидском языке.
И тотчас же за полуотворенной дверью появилась стройная улыбающаяся молодая девушка с босыми ногами.
Мраморный пол только что мыли; и она приподнимала руками складки своих шальвар, чтобы не замочить их, и рукава её также были приподняты до самых плеч, обнажая руки ослепительной белизны.
Изящные ножки её были украшены золотыми бубенчиками, усеянными драгоценными камнями, а на руках блестели тяжелые браслеты, переливавшиеся огнями всех цветов; в ушах сверкали серьги с подвесками из чудесного жемчуга, а на шее - тройное ожерелье из бесподобных драгоценных камней; на голове красовался платочек из тончайшей ткани, усеянной алмазами.
Увидев меня, молодая девушка прикинулась чрезвычайно изумлённой, и, повернув ко мне своё лицо с большими глазами, она спросила нежным голосом, который показался мне восхитительнее всего, что я слышал в моей жизни:
— О мать моя, так это он будет читать нам письмо?
И молодая девушка протянула руку, чтобы передать мне письмо, которое она взяла из рук матери.
Но когда я наклонился, чтобы взять из её рук письмо, я неожиданно почувствовал толчок в спину.
Старуха втолкнула меня в прихожую, а сама быстрее молнии вошла вслед, захлопнув дверь.
И я очутился пленником среди двух женщин, не зная, что они собираются сделать со мною.
Но не успел я...
В эту минуту Шахразада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила сто двадцать третья ночь, она сказала:
два успел я дойти до середины коридора, как девушка повалила меня на землю и стала с душить меня в объятиях.
И после разных странных движений она стала растирать меня с такой яростью, что я дошел до потери сознания и закрыл глаза, как идиот.
Тогда она помогла мне встать, взяла меня за руку и в сопровождении матери ввела меня в свои покои.
И я опьянел от действия её пальцев, необыкновенно искусных в массаже.
И она сказала мне:
— Открой глаза!
И я увидел себя в зале таких невероятных размеров, что она могла служить скаковым полем для упражнений всадников; и зала эта была вымощена мрамором, и она была уставлена мебелью, обитой парчой и бархатом.
И в глубине был обширный альков, в котором виднелась кровать из золота с инкрустациями из жемчуга и драгоценных камней.
И девушка к моему изумлению назвала меня по имени и сказала:
— О Азиз, скажи, что ты предпочитаешь: жизнь или смерть?
Я сказал ей:
— Жизнь!
Она продолжала:
— В таком случае, ты должен сделаться моим мужем!
Но я воскликнул:
— Лучше смерть, чем брак с такой развратницей!
Она сказала:
— О Азиз, женись на мне, и ты избавишься от дочери Далилы-Пройдохи.
Я сказал:
— Кто же это?
Я никогда не слыхал о ней.
Тогда она засмеялась:
— Как, Азиз!
Но ведь она твоя любовница, уже год и четыре месяца как ты живешь с нею!
Берегись её козней!
Сколько преступлений совершено ею над её любовниками!
И я крайне изумляюсь, что вижу тебя целым и невредимым!
При этих словах я дошел до пределов удивления и спросил:
— О госпожа моя, как ты узнала все эти подробности, совершенно не известные мне?
Она отвечала:
— Прежде чем объяснить тебе все это, я желаю узнать из твоих уст историю твоих приключений с нею.
И тогда я рассказал молодой девушке всё, что было между мною и моей возлюбленной, и всё, что было с Азизой.
Услышав имя Азизы, она залилась горячими слезами и сказала мне:
— Не подлежит сомнению, что ты обязан своим спасением только вмешательству бедной Азизы!
Теперь, когда ты лишился её, берегись сетей дочери коварной Далилы-Пройдохи...
Но я не вправе открыть тебе больше, ибо нас связывает страшная тайна!
И я сказал:
— Знай ещё, что перед смертью Азиза велела мне сказать той, которую ты называешь дочерью Далилы-Пройдохи, такие слова: «Как смерть сладка в сравнении с изменой».
И она воскликнула:
— О Азиз, именно эти слова и спасли тебя от верной смерти!
Живая или мёртвая, Азиза продолжает охранять тебя!
Знай же, что я давно возгорела желанием овладеть тобою, но только сегодня мне удалось, наконец, завлечь тебя!
Ты молод, о Азиз, и не предполагаешь, на какие хитрости способна такая старуха, как моя мать!
Покорись же судьбе, и ты не нахвалишься своей женой.
Ибо я хочу соединиться с тобой законным браком перед Аллахом.
И все желания твои будут тотчас же исполнены, и у тебя будут богатства, и великолепные ткани для платьев, и никогда я не позволю тебе развязывать кошелёк твой, ибо у меня ты всегда найдёшь свежий хлеб и полный кубок.
И в уплату я потребую только одного!
Я спросил:
— Чего же?
Она сказала:
— Чтобы ты делал со мной то же, что делает петух!
Я сказал с изумлением:
— Что же делает петух?
При этих словах девушка залилась смехом, и она стала топать ногами от восторга и захлопала в ладоши.
Потом она сказала мне:
— Ремесло петуха, о Азиз, состоит в следующем: есть, пить и упражняться в любви.
Услыхав эти слова, я смутился и сказал:
— Клянусь Аллахом, я не знал, что это можно назвать ремеслом!
Она ответила:
— Это прекраснейшее ремесло, о Азиз!
Встань, опояшь себя ремнем, укрепи свой дух и примись за дело!
И она закричала матери.
- Иди скорее!
И в комнату вошла её мать в сопровождении четырёх свидетелей.
Каждый из них держал в руке зажженный факел, и после приветствий они уселись в круг.
Тогда девушка поспешила опустить вуаль на лицо, и свидетели написали брачный договор; и она признала в нём, что получила от меня десять тысяч динариев для покрытия всех расходов, и заявила себя моей должницей перед Аллахом и своей совестью.
Потом она раздала вознаграждение свидетелям, и вслед за ними исчезла и старуха-мать, и мы остались одни в большой зале с четырьмя просветами...
В эту минуту Шахразада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила сто двадцать четвертая ночь, она сказала:
|