И братья подумали о том, что хорошо было бы некоторое время отдохнуть в этих местах.
И Даул-Макан сказал Шаркану:
— О брат мой, останемся здесь на два-три дня, чтобы дать солдатам подышать чудесным воздухом и напиться сладостной воды, - тогда они будут лучше сражаться против неверных.
И они провели там два дня и уже готовились складывать свои палатки, когда увидели караван дамасских купцов, возвращавшийся из страны неверных на родину.
И когда солдаты загородили им путь, чтобы наказать за торговлю с неверными, купцы бросились в ноги Даул-Макану и достали письмо, служившее им пропускным листом.
И Даул-Макан прочёл его, так же как и Шаркан.
И Шаркан сказал:
— Зачем же вы, мусульмане, пошли торговать к неверным?
Тогда купцы ответили:
— Аллах привёл нас к этим христианам, чтобы сделать нас орудием более славной победы, чем все победы войск.
И Шаркан спросил:
— Какая же это победа, о купцы?
И они ответили:
— Мы можем говорить об этом только в уединенном месте, ибо, если это дело разгласится, ни один мусульманин не сможет даже в мирное время показаться в христианских странах.
Тогда Даул-Макан и Шаркан отвели купцов в палатку, где не могло быть нескромных ушей.
Тогда купцы...
Но, дойдя до этого места своего повествования, Шахразада увидела, что занимается утро, и скромно умолкла.
И когда наступила девяносто пятая ночь, она сказала:
узнала я, что купцы рассказали братьям историю, которую сочинила старая Зат-ад-Давахи.
И оба брата были растроганы, слушая рассказ об освобождении отшельника из монастырского подземелья.
И они спросили у купцов:
— Но где же теперь этот святой отшельник?
И купцы ответили:
— Мы посадили святого в ящик и, нагрузив его на спину одного из наших мулов, привезли его к вам.
И купцы разгрузили мула, открыли ящик и привели святого отшельника к двум братьям.
Он предстал перед ними, весь чёрный, как стручок кассии, - до того он был худ и сморщен; и кожа его была изборождена рубцами от ударов бича, которые можно было принять за следы врезавшихся в тело цепей.
Увидев это (на самом деле, это была Зат-ад-Давахи), оба брата уверились, что перед ними находится святейший из отшельников, особенно когда они заметили, что его лоб блестел, как солнце, благодаря мази, которой коварная старуха натёрла себе кожу.
И они подошли к ней, прося у неё благословения со слезами на глазах, - так они были растроганы.
Тогда она им сделала знак подняться и сказала:
— Знаете, что я покорно подчиняюсь воле моего Владыки, ибо знаю, что Он посылает мне страдания для того, чтобы испытать терпение и смирение моё.
И если я теперь радуюсь моему освобождению, то не потому, что оно прекратило мои страдания, а потому, что я нахожусь среди братьев наших, мусульман, и надеюсь умереть под ногами у лошадей воинов, сражающихся за дело Ислама!
Ибо правоверные, убитые на святой войне, не умирают: душа их бессмертна!
Тогда оба брата стали целовать её руки и хотели распорядиться, чтобы ей дали поесть, но она отказалась, говоря:
— Уже скоро пятнадцать лет, как я пощусь, и теперь я не могу прервать мой пост и моё воздержание.
Тогда они не стали настаивать, но, когда наступил вечер, они велели изготовить разные кушанья, но коварная старуха опять отказалась, говоря:
— Теперь не время есть; нужно молиться Всевышнему.
И она стала на молитву посреди палатки и молилась без отдыху три ночи.
Тогда оба брата, считая её по-прежнему святым отшельником, отвели ей особую палатку, и к концу третьего дня пришли служить ей и велели принести в её палатку всё, чего только душа может пожелать из вкусных вещей.
Но она съела только кусочек хлеба и немного соли.
И почтение, которое питали к ней оба брата, лишь возросло от этого, и Шаркан сказал брату:
— Этот человек отрёкся от всех благ мира!
Подойдем к нему и попросим его побеседовать с нами, ибо завтра мы должны выступать, и это случай воспользоваться его наставлениями.
А великий визирь Дандан добавил:
— Я тоже хотел бы попросить этого святого отшельника молиться за меня.
Тогда все трое направились к палатке, где жила коварная Зат-ад-Давахи, и нашли её погружённою в экстаз молитвы.
Тогда они стали ждать, пока она окончит молитву, и после подошли к ней и облобызали перед нею землю, а она поднялась и сказала:
— Зачем вы пришли сюда в такой час?
И они ответили:
— Мы пришли, чтобы попросить твоего благословения перед великой битвой и чтобы выслушать рассказ о твоём пребывании у неверных, против которых мы выступим завтра с помощью Аллаха, чтобы истребить их всех до единого.
Тогда эта старуха сказала им:
— Слушайте же!
Знайте, что я долго прожил в Святых Местах в обществе благочестивых людей.
И я намеревался провести остаток дней моих в тишине и покое однообразной жизни.
Но однажды ночью, когда я пошёл к морю, непобедимая сила внушила мне мысль идти по воде.
И я к моему великому удивлению пошёл по ней, даже не омочив ног.
И так я прогуливался некоторое время по морю, а затем вернулся на берег.
Тогда я внутренне возгордился и подумал:
— Разве кто-нибудь может ходить по морю, как я!
Но едва только я произнёс про себя эту мысль, как Аллах наказал меня за гордость, вложив в моё сердце страсть к путешествиям.
И я, покинув Святые Места, принялся бродить по лицу всей земли.
И вот однажды, проходя через Румские страны, я подошёл к высокой мрачной горе, на вершине которой находился христианский монастырь, охраняемый одним монахом.
Я знал его в бытность мою в Святых Местах, и он назывался Матруна.
И едва он увидел меня, как подбежал ко мне и пригласил меня войти в монастырь.
И он повёл меня по длинной галерее, в конце которой находилась дверь в тёмный подвал.
И он втолкнул меня туда, запер меня на ключ и продержал там сорок дней, не давая ни есть, ни пить, надеясь таким образом из ненависти к моей вере уморить меня голодом.
Между тем в монастырь прибыл главный начальник монахов; и его сопровождала свита из десяти красивых молодых монахов и одной красивой молодой девушки, одетой в монашеское платье, которое облегало её талию, округляло бёдра и грудь.
И один Аллах ведает, какие ужасы проделывал этот начальник монахов с этой молодою девушкою по имени Тамасиль и с молодыми монахами.
И монах Матруна рассказал начальнику о моём заключении.
Тогда начальник приказал открыть дверь подземелья, говоря:
— Вероятно, от этого мусульманина остался теперь только голый скелет!
Но когда Матруна открыл дверь подземелья, то увидел, что я стою на коленях и читаю молитву.
Тогда он закричал:
— Проклятый колдун!
Переломаем ему кости!
И монахи стали бить меня палками и кнутами с такой яростью, что я думал, - настал мой последний час.
И я понял, что Аллах послал мне эти испытания, чтобы наказать меня за мою прежнюю гордость.
И после того, как монахи избили меня, они заковали меня в цепи и опять бросили в тёмное подземелье.
И я умер бы там от истощения, но Аллаху угодно было вложить сострадание ко мне в сердце юной Тамасиль, которая каждый день тайно приносила мне ячменный хлеб и кружку воды.
И так продолжалось всё время, пока начальник монахов не уехал, поручив охрану Тамасиль монаху Матрунс.
Я прожил в подземелье пять лет, а молодая девушка стала так прекрасна, что могла бы затмить красотою всех красавиц своего времени.
Но эта девушка - не единственная драгоценность монастыря, ибо там собрано великое множество золота, серебра, драгоценных украшений и не поддающихся исчислению богатств.
Потому вы должны взять этот монастырь приступом, и я буду вам проводником и помогу вам открыть потайные хранилища с чеканными сосудами из чистого золота, и я отдам в ваши руки молодую Тамасиль, ибо, кроме своей красоты, она обладает даром пения и знает все арабские песни, как городские, так и бедуинские.
И она сделает лучезарными ваши дни и сладостнейшими ваши ночи.
Выслушав эту историю, оба брата пришли в восторг, помышляя о сокровищах, какие они захватят, и о юной Тамасиль, которая, несмотря на свою молодость, была опытна в искусстве наслаждения.
Но визирь Дандан выслушал эту историю с чувством величайшего недоверия.
Однако он скрыл своё впечатление из опасения ошибиться.
Что же касается Даул-Макана, то он хотел сам идти к монастырю во главе войска, но Зат-ад-Давахи отсоветовала ему это, говоря:
— Боюсь, как бы монах Матруна при виде воинов не скрылся бы из монастыря, уведя с собою и Тамасиль.
Тогда Даул-Макан велел позвать главного придворного и сказал ему:
— Завтра войско выступит к Константинии, и ты заменишь меня в качестве главнокомандующего.
И постарайся, чтобы войско ничего не знало о моём отсутствии.
Затем Даул-Макан, Шаркан и визирь Дандан отобрали сотню наиболее храбрых воинов и сотню мулов, которых они нагрузили пустыми ящиками, предназначенными для укладки монастырских сокровищ.
И они взяли с собою также Зат-ад-Давахи, которую продолжали считать отшельником, и, согласно её указаниям, они направили путь к монастырю.
Что же касается главного придворного и мусульманских войск, то на следующее утро они сняли свои палатки и направились к Константинии.
Старая же Зат-ад-Давахи, со своей стороны, тоже не теряла времени...
Дойдя до этого места своего повествования, Шахразада увидела что приближается утро, и скромно приостановила свой рассказ.
А когда наступила девяносто шестая ночь, она продолжила:
