История царя Омара-аль-Немана и двух его удивительных сыновей, Шаркана и Даул-Макана
дошло до меня, что Даул-Макан ответил ему:
— Ещё не вполне.
Я хочу это сделать по возвращении с войны, если на то будет воля Аллаха!
К этому времени все войска собрались, и оба брата стали во главе соединённых войск своих.
Даул-Макан устроил достойным образом жизнь молодой невольницы, которая забеременела от него, и, простившись с нею, выступил из Багдада на войну с неверными.
Авангард войск состоял из турецких воинов, военачальника которых звали Бахраман.
Главу арьергарда звали Рустем, центром командовал Даул-Макан, правым крылом - Шаркан, а левым - старший придворный.
А великий визирь Дандан был назначен помощником главнокомандующего.
И целый месяц шли они, спрашивая, где лежат христианские страны, пока не достигли земли Румской.
При их приближении население разбежалось во все стороны, известив царя Афридония о нашествии мусульман.
И Афридоний велел призвать старую Зат-ад-Давахи, которая возвратила ему дочь Сафию и убедила царя Гардобия прийти на помощь Афридонию со всем своим войском.
И когда старуха явилась к Афридонию, царь спросил у неё:
— А теперь, когда неприятель наступает, что следует делать?
И она отвечала:
— О великий царь, я укажу тебе, как должно поступать...
В эту минуту своего рассказа Шахразада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила восемьдесят девятая ночь, она сказала:
ошло до меня, что старуха сказала:
— О великий царь, я укажу тебе, как должно поступать, и сам шайтан со всеми своими кознями не сумеет распутать нити, которыми я опутаю наших врагов.
Вот что нужно делать для их уничтожения: пошли пятьдесят тысяч воинов на кораблях, которые поплывут к Дымящейся Горе, у подошвы которой стоят лагерем наши враги.
А с другой стороны, сухим путём, ты пошлешь все твоё войско, чтобы застигнуть врасплох этих неверных.
Так они будут окружены со всех сторон, и ни один из них не избавится от уничтожения.
И царь Афридоний принял этот план и привёл его в исполнение.
И корабли с воинами прибыли к Дымящейся Горе, и высадились воины, и притаились за скалами.
А сухим путём явилось войско и стало перед неприятелем.
Мусульманское войско равнялось ста двадцати тысячам всадников.
Войско же безбожных христиан доходило до тысячи тысяч и шестисот тысяч воинов.
Поэтому когда ночь спустилась на горы и долины, земля казалась раскаленной жаровней от освещавших её огней.
Тем временем царь Афридоний и царь Гардобий созвали военачальников на совет.
И решили они дать сражение мусульманам на следующий же день и со всех сторон.
Но Зат-ад-Давахи встала и сказала:
— О воины, битвы тел, когда души не освящены, могут иметь пагубные последствия!
О христиане, перед боем вам должно приблизиться к Христу!
И оба царя и воины отвечали:
— Слова твои принимаются нами, о почтенная мать!
В этом месте своего рассказа Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
Но когда наступила девяностая ночь, она сказала:
два же настало утро, царь Афридоний по совету Зат-ад-Давахи созвал всех военачальников и велел им целовать большой деревянный крест.
И старая Зат-ад-Давахи сказала:
— О царь, чтобы сражение было успешно, необходимо избавиться от князя Шаркана, который стоит во главе войск.
Он воодушевляет своих воинов, и, если его не будет, его войско станет нашей добычей!
Пошлём к нему самого доблестного из наших воинов, чтобы вызвать на единоборство.
И царь Афридоний тотчас позвал воина Лукаса.
Он был самым страшным из воинов Румской земли; никто из христиан не умел метать дротик, или ударять мечом, или колоть копьём так искусно.
И он был чрезвычайно безобразен: лицом он походил на осла, при более внимательном рассмотрении оно напоминало обезьяну, а если вглядывались в него ещё внимательнее, то это была настоящая жаба.
И когда этот проклятый Лукас предстал перед царём Афридонием, тот сказал ему:
— Я желаю, чтобы ты вышел на единоборство с злодеем Шарканом и избавил нас от приносимых им бедствий!
А Лукас отвечал:
— Слушаю и повинуюсь!
Царь дал ему поцеловать крест, и Лукас сел на великолепного рыжего коня, покрытого роскошною красною попоной и украшенного драгоценными камнями.
И вооружился он длинным дротиком с тремя железками; и в таком виде его можно было принять за самого шайтана.
Потом, предшествуемый глашатаем, он направился к лагерю правоверных.
И глашатай принялся кричать по-арабски:
— Эй вы, мусульмане, вот герой-боец, обративший в бегство множество войск!
Это славный Лукас, сын Камлутоса!
Пусть выйдет из ваших рядов ваш боец Шаркан, господин Дамаска!
И если посмеет, пусть выходит на бой с нашим исполином!
Но не успел глашатай прокричать эти слова, как земля задрожала от топота, заставившего головы всех повернуться в ту сторону.
Это появился сам Шаркан, сын царя Омара, и был он подобен разгневанному льву, и сидел на коне более лёгком, чем самая лёгкая из газелей.
И свирепо держал он в руке своей копьё и говорил такие стихи:
Есть у меня прекрасный, быстрый конь;
Легко, как тучка, мчится он по полю.
Его люблю я. Лучше мне не надо.
Есть у меня упругое копьё
С железом острым.
Им я потрясаю,
И рассыпаю молнии его
Вокруг себя блестящими снопами!
Но Лукас, необразованный варвар тёмной страны, не понимал ни слова по-арабски.
Поэтому он только дотронулся до своего лба, на котором изображен был крест, и ринулся на Шаркана.
И он изо всей силы метнул свой трёхконечный дротик в Шаркана.
И дротик полетел, как молния.
И не стало бы Шаркана, но в ту самую минуту, как дротик готов был пронзить его, Шаркан поймал его на лету.
И схватил он этот дротик твёрдою рукою и метнул его обратно.
Тогда грубый великан Лукас захотел сделать такую же ловкую штуку, какую сделал Шаркан, и протянул руку, чтобы поймать оружие на лету, но Шаркан воспользовался минутой, когда христианин оставался незащищенным, и метнул в него другим дротиком, который попал ему в лоб.
И безбожная душа христианина вышла из него и погрузилась в огни адские...
В этом месте своего рассказа Шахразада увидела, что наступает утро, и скромно приостановила свой рассказ.
Но когда наступила девяносто первая ночь, она сказала:
говорили мне, что безбожная душа христианина погрузилась в огни адские.
Когда же воины христианской армии узнали о смерти своего борца, они предались жалобным стонам, а потом бросились к оружию с криками мести.
И глашатаи созвали солдат, которые выстроились в боевом порядке и по знаку царей ринулись на мусульман.
И началась битва, и кровь залила нивы.
И крики раздавались за криками.
И тела были раздавлены копытами лошадей.
И люди пьянели от крови и шатались, как пьяные.
И трупы громоздились на трупы, и раны ложились на раны.
И продолжалась битва до наступления ночи, которая разняла сражающихся.
Тогда Даул-Макан, поздравив брата Шаркана с его подвигом, сказал визирю Дандану и старшему придворному:
— Возьмите двадцать тысяч воинов и идите к морю.
Там вы сядете на корабли в долине Дымящейся Горы и приготовитесь к решительной битве.
Мы же притворимся, что обращаемся в бегство.
И когда неверные станут нас преследовать, вы сами броситесь на них, а мы повернем и атакуем; и они будут окружены со всех сторон; и ни один из неверных не избегнет меча, когда мы закричим: «Аллах акбар!» И визирь Дандан и первый придворный немедленно приступили к выполнению этого плана.
И вот с раннего утра, когда все воины были уже на ногах и в полном вооружении, а над палатками развевались флаги и блестели со всех сторон кресты, воины обеих сторон совершили свою молитву.
Правоверные прослушали первую главу Корана, а неверные стали призывать Мессию...
По сигналу битва началась с ещё большим ожесточением.
Головы отлетали, как мячи, а земля была усеяна членами.
Но вдруг, как бы вследствие внезапной паники, мусульмане повернули в тыл и побежали с поля сражения.
Увидев, что мусульманское войско бежит, царь Афридоний поспешил послать вестника к царю Гардобию, войска которого до сих пор не принимали участия в битве, говоря ему:
— Вот, мусульмане бегут.
Теперь вы должны броситься в погоню за ними и истребить их всех до последнего!
Но на этом месте своего повествования Шахразада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила девяносто вторая ночь, она сказала:
|