История царя Омара-аль-Немана и двух его удивительных сыновей, Шаркана и Даул-Макана
узнала я, о царь благословенный, что молодая Нозхату продолжала так:
— Однажды родственник Омара, Гафза, пришёл к нему и сказал:
— О эмир правоверных, последний поход твой доставил тебе много денег.
Потому я по праву родства пришёл попросить их у тебя немножко.
Но Омар ответил ему:
— О Гафза, Аллах поставил меня стражем достояния мусульман.
Я не прикоснусь к нему ради моего родства с твоим отцом, и так не будут нарушены интересы всей совокупности моего народа!
Тут Нозхату на минуту умолкла, а потом сказала:
— Теперь я буду говорить о третьих вратах; это врата добродетели.
Я буду приводить примеры из жизни сподвижников Пророка и праведных людей из мусульман.
Нам передают, что Гассан-аль-Бассри сказал: «Нет ни одного человека, который перед смертью не пожалел бы о трёх вещах: о том, что ему не удалось воспользоваться всем, что он скопил в течение своей жизни, о том, что ему не удалось достичь того, на что он постоянно надеялся, и о том, что не мог осуществить долгое время обдумываемый замысел».
Когда Абдаллах-бен-Шеддад почувствовал приближение смерти, он призвал сына своего и сказал:
— Вот мои последние советы: храни благочестие по отношению к Аллаху у себя дома и в обществе людей; будь всегда правдив в своих речах; всегда прославляй Аллаха за его дары, потому что благодарение ведет за собою новые благодеяния.
И знай, сын мой, что счастье не в накопленном богатстве, а в благочестии; Аллах же даст тебе всё.
Рассказывают также, что, когда благочестивый Омар-бен-Азиз сделался халифом, он собрал всех членов своей семьи, которые были очень богаты, и заставил их отдать ему все свои богатства, которые он немедленно возвратил в казну.
Тогда все они пошли к Фатиме, тетке халифа, которую Омар очень уважал, и просили её вывести их из затруднения.
И Фатима пошла к халифу, молча села на ковёр и после того, как халиф спросил её о причине визита, сказала:
— О эмир правоверных, тебе известно, но какой причине я пришла сюда.
Тогда Омар-бен-Азиз сказал:
— Аллах послал своего пророка Магомета для того, чтобы он был бальзамом для людей и утешением для будущих поколений.
Тогда Магомет взял всё, что счел нужным, но оставил людям поток для утешения жажды до конца веков.
На мне же, халифе, лежит долг не давать этому потоку ни уклоняться от его пути, ни затеряться в пустыне.
Но тут Шахразада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила шестьдесят пятая ночь, она сказала:
узнала я, о царь благословенный, что молодая Нозхату так продолжала свой рассказ:
— Тогда Фатима, услыхав такой ответ халифа, пошла к его родственикам и сказала им:
— Вы не ведаете, как богаты вы тем, что имеете халифом Омара-ибн-Азиса!
И тот же халиф Омар-ибн-Азис, умирая, собрал вокруг себя всех детей своих и сказал им:
— Благоухание бедности приятно Господу!
Тогда один из присутствовавших, Мосслим-ибн-Малек, сказал:
— О эмир правоверных, как можешь ты оставлять детей своих в бедности, когда ты мог бы сделать их богатыми, черпая из казны?
Тогда умирающий халиф сильно вознегодовал и сказал:
— О Мосслим, мне пришлось присутствовать на погребении одного из моих предшественников, и глаза мои видели нечто и поняли.
И тогда я поклялся себе не поступать так, как он поступал при своей жизни, если когда-нибудь мне придётся быть халифом.
И узнала я, что в царствование Омара-ибн-Азиса один человек отправился повидаться с другом своим, пастухом, и увидел он среди стада двух собак дикого вида и спросил:
— На что тебе эти ужасные собаки?
А пастух ответил:
— Это не собаки, а ручные волки.
Они не приносят вреда стаду, потому что я голова и управляю ими.
А когда голова здорова, то здорово и тело.
А однажды халиф Омар-ибн-Азис проповедовал с кафедры, построенной из высохшей грязи.
И один из присутствовавших сказал ему:
— О эмир правоверных, эта кафедра недостойна халифа, ибо она не окружена даже цепью.
Позволь нам соорудить её.
На что халиф ответил:
— О неужели вам бы хотелось, чтобы в день суда Омар явился с обрывком этой цепи на шее?
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
Но когда наступила шестьдесят шестая ночь, она сказала:
узнала я, что после этого молодая Нозхату продолжала:
— О эмир правоверных, слышала я, что жил царь из предшественников твоих, и он сказал однажды сидевшим вокруг него:
— О скажите, есть ли между вами кто-нибудь, знавший царя, равного мне по благополучию и по щедрости?
Среди же присутствовавших находился человек, освященный паломничеством и одарённый истинною мудростью, и сказал он:
— О царь, слава твоя и благополучие вечны или преходящи, как и все прочее?
И царь ответил:
— Преходящи.
Человек же ему:
— Как же можешь ты ставить такой важный вопрос о предмете, столь преходящем и за который ты когда-нибудь должен будешь держать ответ?
Царь отвечал:
— Ты сказал истину, о достойнейший!
Что же должен я теперь делать?
Человек же сказал:
— Ты должен очистить себя.
Тогда царь снял с себя корону, и надел платье пилигрима и пошёл в священный город.
В эту минуту из-за занавеса раздались восклицания кади и купца:
— Ия Аллах!
Как это восхитительно!
Тогда Нозхату прервала свой рассказ и сказала:
— Эти ворота добродетели заключают в себе так много ещё более высоких примеров, что мне невозможно было бы рассказать обо всех в один день!
В этом месте своего рассказа Шахразада увидела, что наступает утро, и скромно отложила его до следующего раза.
А когда наступила шестьдесят седьмая ночь, она сказала:
дошло до меня, о царь благословенный, что Нозхату с этими словами умолкла.
Тогда кади воскликнули:
— О царь нашего времени, эта молодая девушка - чудо всех веков!
Мы не видели никого, кто бы мог сравниться с нею.
И, сказав так, они встали, поцеловали землю между рук Шаркана и вышли своей дорогой.
Тогда Шаркан позвал своих слуг и сказал им:
— Вы должны поспешить с приготовлениями к свадьбе.
И служители немедленно приготовили всё, что было им приказано.
И с наступлением вечера начался пир, столы были накрыты, и подано было всё, что может удовлетворить чувства и радовать глаз.
И все приглашенные ели и пили досыта.
Тогда Шаркан велел позвать всех знаменитых певиц Дамаска, и дворец наполнился звуками, и радость наполнила все сердца.
С наступлением же ночи весь дворец засиял огнями, а эмиры и визири приветствовали Шаркана и желали ему всех благ.
И в то время придворные женщины повели Нозхату в спальню, и раздели её, и хотели приступить к омовениям, но увидели, что это излишне для её благоухающего тела.
Тогда женщины дали Нозхату советы, которые обыкновенно даются молодым девицам в брачную ночь, пожелали ей всяких радостей и, надев на неё только тонкую рубашку, оставили её одну на постели.
А Шаркан далёк был от мысли, что эта чудная девушка - его сестра.
Поэтому в эту ночь он сочетался с молодой Нозхату, и радости обоих были велики; и с той же ночи Нозхату понесла, не преминув сказать об этом Шаркану.
И Шаркан был чрезвычайно обрадован, и наутро он приказал врачам записать этот счастливый день; и позвал он своего секретаря и продиктовал ему письмо отцу своему, царю Омару, в котором сообщал, что женился на молодой девице, купленной им у одного торговца, одарённой красотою, мудростью и всеми совершенствами знания и воспитания; что он дал ей свободу, чтобы сделать её своею законною супругою, и что он имеет намерение послать её в Багдад для посещения отца своего, сестры своей Нозхату и брата своего Даул-Макана. По написании письма, Шаркан запечатал его и отдал гонцу, который немедленно отправился в Багдад и по прошествии двадцати дней возвратился с ответом от царя Омара.
И в этом ответе было написано так... Но тут Шахразада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила шестьдесят восьмая ночь, она сказала:
|