И едва они вошли туда, как увидели, что на противоположном конце ущелья поднялась густая пыль, из которой вскоре показались сто всадников, скрытых под кольчугами и стальными забралами.
И, приблизившись, они закричали:
— Сложите оружие, о мусульмане, в противном случае души ваши оставят ваши тела!
При этих словах глаза Шаркана метнули молнию гнева, щёки его загорелись, и он закричал:
— Ах, вы, собаки!
Вы угрожаете нам после того, как имели дерзость вступить на нашу землю!
Неужели вы думаете, что вам удастся вырваться целыми из наших рук?
И Шаркан бросился на врага.
И сто его всадников понеслись на сто всадников христиан, и две массы людей с сердцами более твёрдыми, чем скала, смешались в одну массу; и тела переплелись с телами; и лошади вздымались на дыбы и тяжело падали на других лошадей, и слышны были только удары металла о металл.
Бой длился до наступления ночного мрака.
Тогда противники разошлись и стали считать оставшихся.
Но Шаркан среди всех своих людей не нашёл ни одного тяжело раненого.
И на вопрос почему такое возможно, ему ответили:
— Знай, что среди этих христиан есть удивительный герой - их начальник.
Каждый раз, когда кто-нибудь из нас попадался под его руку, он отворачивался, чтобы не убить его, и таким образом давал ему возможность спастись от смерти!
При этих словах Шаркан впал в смущение, а потом сказал:
— С завтрашнего утра мы опять пойдём в атаку на них, и мы будем молить Владыку неба о победе!
И на этом решении все они заснули.
Что касается христиан, то они сказали своему вождю:
— Завтра мы сомкнем свои ряды и поразим их одного за другим!
И на этом решении они также заснули.
Но едва только заблистало утро и взошло солнце, Шаркан сел на свою лошадь и, став между двумя рядами выстроившихся всадников, сказал им:
— Смотрите, враги наши уже в боевом порядке, Бросимся же на них, но будем биться один на один.
Пусть кто-нибудь из вас выедет из строя и вызовет на бой одного из христианских воинов.
Тогда один из всадников выехал из строя и закричал:
— Эй, вы!
Есть ли между вами бесстрашный боец, который вышел бы на бой со мною?
И тотчас из среды христиан выехал всадник, одетый в золото и шёлк и весь покрытый железом; лицо у него было розовое, и щёки с нежным пушком, как у девушки.
И подняв шпагу, он бросил лошадь свою на мусульманского бойца, и одним ударом копья выбил его из седла, и заставил сдаться.
И в тот же миг другой христианин выехал из рядов на середину ристалища навстречу другому мусульманину, который был братом плененного.
И борьба их скоро кончилась победой христианина.
И так продолжали они попарно меряться силами, и каждый раз борьба оканчивалась пленением мусульманина, и, когда наступила ночь, двадцать воинов из числа мусульман оказались плененными.
Увидев это, Шаркан был чрезвычайно взволнован; и он сказал своим товарищам:
— То, что случилось с нами, в высшей степени необыкновенно.
Но завтра я сам вызову на бой главу этих христиан.
А затем я узнаю, что заставило их напасть на нас.
И если он откажется объяснить нам это, мы убьем его.
И на этом решении все они заснули до утра.
А утром Шаркан выехал к неприятельским рядам, и он увидел, что навстречу ему подвигается глава христиан.
На плече его поверх кольчуги развевалась голубая атласная мантия, а в руке он держал обнажённую шпагу из индийской стали; и на лбу его вороной лошади блестело, как звезда, белое пятно величиною с серебряную драхму.
И лицо этого всадника отличалось детскою свежестью, а розовые щёки были нежны и покрыты пушком.
И молодой всадник обратился к Шаркану на арабском языке с чистейшим выговором, и сказал ему:
— О Шаркан, о сын Омара-аль-Немана, приготовься к борьбе, ибо она будет жестока!
А так как ты являешься главою своих солдат, а я главою моих, то да будет между нами условлено, что победитель в этой борьбе овладеет солдатами побеждённого и будет признан их главою.
И они схватились в геройской схватке, осыпая друг друга ударами; и, глядя на них, можно было думать, что это две горы столкнулись между собою.
И они не переставали биться до чёрной ночи.
Тогда они разошлись, и Шаркан сказал своим товарищам:
— Никогда не встречал я подобного бойца!
Каждый раз, когда противник его находится в опасности, он только слегка касается незащищенного места своим копьём; я ничего не понимаю более во всём этом приключении!
На следующий день битва возобновилась, но опять без определенного исхода.
На третий же день посреди боя молодой христианин пустил свою лошадь вскачь и внезапно остановил её, неловко дернув за поводья; тогда лошадь взвилась на дыбы, и молодой человек упал на землю.
Тогда Шаркан соскочил с лошади и, подняв саблю, хотел заколоть его.
А христианин закричал:
— Разве рыцарская честь позволяет поступать так с женщиной?
При этих словах Шаркан, с удивлением посмотрев на молодого всадника, узнал в нём царицу Абризу.
Тогда Шаркан бросил свою саблю и спросил:
— Что все это означает, царица?
И она сказала:
— Я хотела испытать тебя на поле битвы и увидеть степень твоей всё было!
И все мои воины, сражавшиеся с твоими, - преданные мне молодые девушки.
И если бы моя лошадь не взвилась на дыбы, ты увидел бы ещё и не такие вещи, о Шаркан!
А Шаркан улыбнулся и ответил:
— Хвала Аллаху, который свёл нас, о царица Абриза, о владычица времен!
И царица сейчас же отдала приказ вернуть Шаркану двадцать пленников.
А Шаркан обернулся к молодым девушкам и сказал:
— Цари считали бы за честь иметь отряд таких героев, как вы!
Затем две сотни всадников направились к Багдаду и шли целых шесть дней, пока, наконец, не увидели сверкавшие вдали минареты Города мира...
Дойдя до этого места своего повествования, Шахразада увидела, что занимается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила пятьдесят первая ночь, она сказала:

не довелось слышать, что они увидели сверкавшие вдали прославленные минареты Города мира.
Тогда Шаркан попросил царицу Абризу и её товарок снять доспехи и надеть женские одежды.
Затем он отправил в Багдад несколько своих товарищей, чтобы они известили о прибытии его и царицы Абризы, отца его, Омара-аль-Немана.
И к вечеру они спешились, разбили палатки и заснули глубоким сном.
А на рассвете Шаркан, царица Абриза и все всадники направили свой путь к городу.
И навстречу им выехал великий визирь Дандан со свитою в тысячу всадников, и затем все они вместе вступили в город.
И Шаркан вошёл во дворец, и царь обнял его и стал расспрашивать обо всём происшедшем.
И Шаркан рассказал ему всю историю с молодою Абризою, а также сообщил о предательстве царя Константинии и о гневе его по поводу наложницы Сафии, которая оказалась дочерью самого царя Афридония.
Выслушав этот рассказ, царь Омар почувствовал живейшее желание увидеть царицу Абризу, и он думал про себя, какое наслаждение было бы чувствовать на своём ложе упругость закаленного в битвах стройного тела этой девушки.
Ибо царь Омар был старик с более крепкими мускулами, чем у молодых людей.
И он не опасался за своё мужское достоинство и выходил победителем из объятий самых пламенных женщин.
А Шаркан не мог и думать, что отец его имеет виды на царицу, и он поспешил представить её.
Царь отпустил всех своих придворных и всех рабов кроме евнухов.
И Абриза подошла к нему и обратилась к нему с речью, исполненной самой очаровательной простоты и изящества.
Тогда царь Омар пришёл в величайший восторг и благодарил её за всё, что она сделала для сына его Шаркана.
Тогда Абриза подняла маленькое покрывало, которое было спущено на её лицо: и оно открылось во всей своей ослепительной красоте, так что царь Омар-аль-Неман едва не лишился рассудка.
И он сейчас же приказал отвести для неё и для её товарок роскошнейшее помещение в самом дворце и назначил ей штат, подобающий её сану.
И затем только он спросил её о трёх драгоценных геммах.
Тогда Абриза сказала ему:
— Эти геммы принадлежат мне самой, и сейчас я покажу их тебе!
И она открыла принесённый ящик, вынула из него шкатулку, в которой оказался футляр из чеканного золота.
И она открыла этот футляр, и в нём засверкали три блиставшие белизной драгоценные геммы.
И Абриза предложила их в дар царю Омару за оказанное ей гостеприимство.
Затем она вышла, и царь почувствовал, что с её уходом сердце его словно вышло из груди.
Затем он подозвал сына своего, Шаркана, подарил ему одну из гемм и сказал:
— Я подарю другую сестре твоей, а третью - твоему маленькому брату.
При этих словах Шаркан был неприятно поражен и, повернувшись к своему отцу, сказал:
— О отец, разве у тебя есть другой сын, кроме меня?
Царь сказал:
— Разумеется, ему шесть лет, он родился одновременно от рабыни моей, Сафии, дочери царя Константинии!
И Шаркан готов был разорвать на себе платье от досады и злобы; однако он сдержался и сказал:
— Да будет над ними обоими благословение Аллаха Всевышнего!
Но отец заметил его волнение и сказал ему:
— О сын мой!
Разве ты не знаешь, что ты один будешь наследником престола после моей смерти?
Но Шаркан не был в состоянии что-либо ответить и вышел из тронного зала.
Абриза же, увидев, что лицо его мрачно, обратилась к нему с нежными расспросами, и Шаркан, рассказав ей о причине своей грусти, сказал:
— Но что более беспокоит меня, так это то, что я видел, как глаза моего отца загорелись от желания обладать тобой.
На это Абриза ответила:
— Успокой душу свою, о Шаркан !
Ибо отец твой овладеет мной разве только мёртвою!
Будь же покоен, о Шаркан, и прогони заботу свою!
Затем она приказала принести есть и пить, но Шаркан ушел к себе спать с тоской в душе.
Что же касается царя Омара, то он отправился к наложнице своей Сафии, держа в руке две драгоценные геммы на золотых цепочках.
И подошли к нему двое его детей, и царь поцеловал их, повесил каждому на шею по драгоценной гемме и сказал им всем:
— О Сафия, ведь ты дочь царя Афридония!
Зачем ты скрыла это от меня и помешала мне оказать тебе почёт, подобающий твоему сану?
А Сафия сказала ему:
— О царь великодушный, ведь ты и так уже осыпал меня своими дарами и милостями, и ты сделал меня матерью двух детей, прекрасных, как луна.
И царь Омар был очарован этим ответом, полным такта, мудрости и деликатности.
И он приказал отвести для Сафии ещё более прекрасный дворец и увеличил её штат и содержание.
Но ум и сердце его по-прежнему были заняты мыслью о царице Абризе.
И он проводил у неё все ночи, бросая ей разные намеки.
Но Абриза отвечала только одно:
— О владыка времен, я не чувствую никакой склонности к мужчинам!
И все это ещё более возбуждало и мучило его.
Тогда он призвал к себе визиря Дандана, и открыл ему свою любовь к очаровательной Абризе, и сказал, что отчаялся когда-либо обладать ею.
И визирь сказал царю своему:
— Возьми кусочек снотворного банжа, и, когда при наступлении ночи будешь пить вместе с Абризой, незаметно положи его в её кубок, и не успеет она дойти до своей постели, как окажется в твоей власти.
И ты сможешь сделать с нею всё для успокоения своей страсти.
И царь решил, что совет этот превосходен.
Тогда он подошёл к одному из своих шкафов и достал из него кусочек банжа до такой степени сильного, что его запах мог бы усыпить даже слона.
И с наступлением ночи он пошёл к царевне Абризе и стал болтать с ней.
И потом оба стали пить, поощряя к этому друг друга, пока Абриза не поддалась опьянению.
И тогда царь вынул из кармана кусочек банжа, незаметно бросил его в кубок с вином и, предлагая его молодой девушке, сказал:
— О возьми этот кубок и выпей напиток желания моего!
И царица Абриза со смехом осушила его.
И тогда все завертелось у неё перед глазами, и, едва успев дойти до своего ложа, она упала на спину, раскинув руки и ноги.
И царь Омар приблизился к Абризе, и кто может знать меру всего, что произошло тогда.
Когда всё было кончено, царь вышел в соседнюю комнату и позвал к ней любимую рабыню Абризы.
И та нашла свою госпожу распростёртой на спине и со страшно бледным лицом.
И она обрызгала её розовой водою, а губы и рот её омочила водою из померанцевых цветов.
Тогда Абриза чихнула и открыла глаза.
Увидав свою любимую служанку, она сказала ей:
— Что случилось со мной?
Я чувствую такую слабость.
И служанка рассказала ей, в каком виде она её нашла.
И тогда Абриза поняла, что царь Омар совершил над нею непоправимую вещь.
И горе её было так велико, что она приказала никого не впускать в свои покои.
Тогда царь Омар стал ежедневно посылать к Абризе большие подносы со всевозможными блюдами, и напитками, и чашами с фруктами и вареньями, и фарфоровыми бокалами с сиропами и сладостями.
Но она по-прежнему сидела, запершись в своих покоях, пока не заметила, что беременна.
Тогда весь мир потускнел перед её глазами, и она сказала себе:
— Я дурно поступила, покинув моё царство!
И вот теперь мужество моё покинуло меня, и силы мои изменили мне!
Вместе с невинностью я лишилась и доблести своей.
Если я разрешусь от бремени в этом дворце, я сделаюсь предметом насмешек для всех мусульманок, которые живут здесь и узнают, каким образом я потеряла невинность.
А если я вернусь к отцу, то с какими глазами я предстану перед ним!
И тогда Абриза сказала своей любимой служанке:
— Мне непременно нужно уйти из этого дворца и, несмотря на всё случившееся, вернуться к своему отцу и своей матери, ибо, если труп начинает издавать запах, позаботиться о похоронах его должны родные.
И она начала тайно собираться к отъезду.
И когда царь поехал на охоту, а Шаркан отправился к границам империи, чтобы осмотреть укрепления, Абриза сказала служанке:
— Мы должны бежать в эту ночь!
Тебе придётся найти человека, который согласился бы сопровождать нас, ибо я не имею более сил удержать самого лёгкого оружия.
И служанка ответила:
— О госпожа моя!
Я знаю одного человека, который мог бы защищать нас, - это негр Гадбан, состоящий стражем при дверях нашего дворца; я много раз давала ему денег за услуги.
И служанка пошла к негру Гадбану и сказала ему:
— О Гадбан!
Настал день твоего счастья.
Чтобы воспользоваться им, ты должен сделать всё, что скажет моя госпожа.
И она повела его к царевне Абризе.
Вид этого негра страшно не понравился Абризе, но, несмотря на отвращение, какое он вызывал в ней, она сказала:
— О Гадбан, способен ли ты оказать нам поддержку в наших злоключениях?
Тогда Гадбан, который при виде Абризы почувствовал, что сердце его воспламеняется любовью, ответил:
— О госпожа моя, я сделаю всё, что ты мне прикажешь!
А Абриза сказала:
— Я прошу тебя приготовить нам двух мулов для наших вещей и двух лошадей для нас самих и вывести отсюда меня и рабыню мою.
И я обещаю тебе, что как только все мы приедем в нашу страну, я женю тебя на красивейшей из гречанок, которую ты сам себе выберешь.
И мы осыплем тебя золотом и богатствами.
При этих словах Гадбан воскликнул:
— О госпожа моя, я сейчас же приготовлю верховых лошадей, и всё, что нужно!
А сам он подумал про себя:
— Какая удача!
Я наслажусь телом этих двух лун, а если они вздумают сопротивляться, я убью их и украду все их богатства!
И он стал делать приготовления к отъезду; и всем троим удалось незаметно выйти из дворца.
На четвертый день пути царица Абриза почувствовала родовые муки и, не имея более сил терпеть, сказала своей служанке:
— Встань передо мною на колени, чтобы помочь мне в родах!
Но в это время негр Гадбан, глядя на царицу, пришёл в сильнейшее возбуждение.
И, не имея сил совладать с собой, он сказал ей:
— О госпожа моя, позволь приблизиться к тебе!
На этом месте своего повествования Шахразада заметила, что занимается утренняя заря, и отложила продолжение своего рассказа до следующего дня.
А когда наступила пятьдесят вторая ночь, она сказала:
